Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — июнь 2011 г.
Кому не ясно, что научно-технический прогресс угрожает физическому существованию человечества. Хотя благодаря необыкновенным достижениям медицины, число жителей планеты и продолжительность жизни человека (кроме, наверное, нашей России) сильно возрастают. Но самое ужасное, что этот прогресс странным образом, как Вы часто пишете, совпадает с прогрессом нравственного распада. Неужели эти явления прямо пропорциональны? Почему так происходит? И, кажется, все быстрее и быстрее? Хотя большинство людей, создается впечатление, уверены, что жизнь на земле будет всегда.
Ю. В. Федоровский, г. Обнинск
После грехопадения и Искупления не существует нейтральной земли. Творение либо возрастает в благодати, либо разрушается в грехе. И чем ближе конец, тем большее «ускорение свободного падения».
Во времена Римской империи сливали грязные воды в Средиземное море, но это не имело никакого значения: грязных вод было немного, а Средиземное море — такое огромное. С тех пор население земли сильно увеличилось, перейдя порог первого миллиарда в XIX веке и достигнув сейчас более шести миллиардов. За исключением пустынь и полярных областей (и нашей Сибири) все континенты населены и перенаселены. Но еще более значительным, чем рост населения в мире, является чудесное развитие науки и техники. Эксплуатация природных запасов обвально возрастает — будь то полезные ископаемые (нефть, газ, уголь), леса, плодородные земли, а также живая природа (звери, птицы, рыбы). Нетрудно предвидеть, что их хватит ненадолго. Сверх того, такая эксплуатация ведет к быстрому разрушению окружающей среды. Происходит загрязнение почвы, воды и воздуха. В атмосферу — в этот крошечный кокон, защищающий нашу землю приблизительно на сто километров в огромной вселенной, — выбрасывается все больше и больше токсических веществ, которые подвергают опасности условия существования жизни на земле. Их концентрация резко выросла с начала индустриальной эпохи и почти удвоилась в минувшем столетии. Идет разрушение озонового слоя, этого драгоценного щита, который защищает нас от ультрафиолетовых солнечных лучей. Химические отходы, выброшенные в воду, оказывают убийственное воздействие на популяцию рыб, а затем и на самих людей, которые едят эту зараженную пищу. То же самое происходит с различными сельскохозяйственными культурами на отравленной пестицидами почве. Ночные фотоснимки окружающей землю среды, сделанные с помощью спутников, ясно показывают, где мы находимся. На этих фотографиях можно видеть красный цвет — страшную картину уничтожения пожарами лесов или желтый цвет — иллюминацию городов и автодорог, и снова красный цвет — регионы добычи нефти. Эти изображения напоминают нам, что мы сожгли уже не менее половины имеющихся запасов. Можно также видеть с неба, как истощаются зеленые районы лесов и голубые районы ловли рыб. Совсем необязательно, чтобы земля погибла от ядерного взрыва. Вспоминается также, как еще в семидесятые годы прошлого века военные предупреждали о мощи химического оружия, говоря, что нескольких граммов ОВ (отравляющих веществ) будет достаточно, чтобы отравить всю планету. Вследствие стремительного развития науки и техники все совершается как бы естественным мирным путем.
Нет, земля не бесконечна. Река жизни мелеет и пересыхает. Но самое страшное не это, а внутреннее умирание человечества. Кажется, еще немного, и разрушится духовный и нравственный озоновый слой, и все зальют кислотные дожди. Но Бог уготовал новое небо и новую землю для любящих Его.
Верующий в Бога и неверующий могут делать одинаково добрые дела. Для чего тогда вера? Но мой вопрос даже не об этом. Мне кажется, главная трагедия человечества на последнем этапе истории — в том, что христиане и коммунисты в свое время не смогли друг друга понять и договориться. Может быть, сегодня, когда зло и социальная несправедливость как никогда возрастает в мире, можно было бы эту ошибку попытаться исправить? Известно, что Маркс называл христианскую религию «опиумом для народа». Но, мне кажется, не менее прав был французский философ Сартр, обвиняя и коммунистов, и христиан в опасном идеализме. В чем же могло быть их взаимодействие? Если бы коммунисты могли отказаться от мечты достигнуть непрестанно удаляющуюся на их глазах линию горизонта, а христиане — от бесполезной устремленности к Богу, ориентир тех и других делать в практической жизни добро мог бы с несомненной пользой для человечества объединить их.
И. С. Голуб, г. Владимир
Подлинный «опиум для народа», уводящий от реальных целей жизни, — миф о земном рае. Сартр был прав, говоря, что идеализм — худший из всех видов лицемерия, потому что он приносит в жертву иллюзорному торжеству идеологии ограниченные, но, по крайней мере, реальные результаты в земном — то, что люди вполне могут достигнуть. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Но мы не в состоянии удовлетвориться этим. Необходимо развеять иллюзии, что христианство может быть средством временного спасения — от земных бед. Но такого спасения никто не может дать. Ибо такого спасения не существует. В этом — трагедия жизни человечества на земле. Земные беды, и главные из них — грех и смерть, — невозможно полностью победить, потому что они — неотъемлемая часть человеческого существования. Но только здесь на земле. Сартр ошибается, видя в этом «человеческое существование» как таковое. Какими бы ни были беды и несчастья, они, по крайней мере, могут быть уменьшены. Христос все же давал хлеб толпе.
Тогда что значит вера в Бога? Церковь постоянно говорит, что ее целью не является улучшение нашей земной жизни. Но она влияет на состояние нравов. Христианин, как и коммунист, как и всякий человек, может совершать добрые дела. Разумеется, христианин, не стремящийся делать добро, перестает быть христианином. Но вера существует не для того, чтобы мы могли забыть о своей духовной цели и заняться исключительно земными делами. Христианство оказывает влияние на жизнь человечества, оставаясь самим собой. Оно всегда остается там, где его начало, — там, где Христос Бог. Потому оно может сделать невозможным рабство, преобразить отношения мужа и жены в семье, содействовать общению разных народов. Религиозный план и временный план не настолько разъединены, чтобы один не действовал на другой. И хотя существует четкое различие между духовным и временным, верно также, что ничто не может быть вне власти Бога.
Это влияние христианства на жизнь человечества не заключается в его полном земном преображении. Такое преображение — миф. Деятельность человека совершается внутри определенных объективных условий, против которых он совершенно бессилен. В этом одна из причин, хотя не главная, крушения коммунистической системы. Допустим, пролетарская революция смогла бы сделать так, чтобы распределение продуктов производства стало другим. Но она не могла бы ничего сделать, чтобы изменились сами условия производства, поскольку это связано с научным развитием, которое остается одинаковым при социалистической или капиталистической, или какой угодно системе. Но что возможно, так это внутри данных условий сделать более человеческими социальные отношения.
Мы говорим об этом, чтобы напомнить несомненный факт, что некоторые человеческие ценности, которые сами по себе не являются христианскими, могут достигнуть своего расцвета только в христианской атмосфере, и которые, как мы знаем, увядают, когда христианство исчезает. Там, где христианства больше нет, человек не только перестает быть христианином. Он становится менее человеком. Кажущиеся подлинными ценности существуют и в нехристианских культурах — в особенности, когда они затемняют эсхатологический, устремленный по самой своей сути к вечности, характер христианства. «Кто не собирает со Мной, тот расточает», — говорит Христос. Усилия христианской культуры, ее каждодневное сражение в защиту человека от фатальной приговоренности его к исчезновению — всегда было и не может до скончания мира не продолжаться в христианстве. Это сражение преследует по существу иную цель, но оно всегда было и продолжает быть наиболее действенным. Однако может ли историческая роль Церкви ограничиваться этим?
В древности — это видно по Апостольским Посланиям — всех христиан называли святыми. Что же такое святость? И как случилось, что большинство называющих себя верующими перестали относить это понятие к себе? Я не имею в виду сектантское перескакивание через все этапы. Да, мы не святые, мы грешные. Но ведь и христиане первых веков — например, апостол Павел или святой Иоанн Златоуст — исповедовали себя самыми грешными из людей.
Олейник Л., г. Курск
Святость — это переход от смерти к жизни. Быть святым — значит быть с Богом и в Боге, Который всегда с нами. Святые — это те, кто стал самим собой на самом деле, а не по видимости только. Мы должны осознать, в какой исключительной ситуации мы находимся. Что происходит в нашей стране и в мире, и по какой причине это происходит? Что представляют собой большинство тех, кто называют себя православными, перед Богом?
Как знакомо это рассуждение: еще будет время пойти к Богу! Не надо торопиться умирать, потому что Бог — это то, что на худой конец. Потому что умирать все равно придется, тогда и пойдем к Богу, то есть — в другое место. Эти люди не торопятся начать жить по-христиански, потому что и здесь хорошо (как бы ни было плохо), есть чем заняться, есть свои привязанности, свои радости, и что они еще не видели у Бога? Богу они отдают должное — то, что полагается Ему отдавать: Ему платят подать, десятину на Церковь, десятину на заповеди, десятину на молитву. Но по сути Он — Тот, Кто мешает. Он — Тот, Кто является препятствием к свободной жизни. Он — чужой. А кто же захочет идти к чужому? Мы легко узнаем в этих людях тех, по чьей вине произошла небывалая в истории катастрофа в нашем Отечестве в минувшем веке, и тех, кто сегодня своим большинством как будто оправдывает именование нашей страны православной. Но мы, очень многие из нас, находящихся в Церкви, должны увидеть здесь прежде всего самих себя.
Почти вся наша жизнь прошла вне Бога. И вот, когда она завершается, если мы и начинаем думать о Нем, пытаясь исполнить наш долг перед Ним, то это потому что нет возможности поступить по-другому, потому что существует смерть и существует Суд. И оттого что мы не можем их избежать, мы прибегаем к таинствам, которые должны нас освятить более или менее автоматически, в то время как мы продолжаем отдавать Богу насколько возможно малую часть нашей жизни.
Мы все стоим уже рядом со смертью. И если мы столь опечалены смертью наших дорогих и близких и жалеем их, то это потому что им пришлось умереть, пройти через смерть. А мы — мы еще живые, у нас еще есть возможность вкушать радости, которые может дать нам земля. И мы стараемся как можно меньше думать об этом неизбежном исходе, каковым является смерть, когда мы должны будем предстать перед этим непонятным чужим Богом, Который стесняет нашу жизнь, ограничивает ее и наконец угрожает ей.
Не стоим ли мы перед ложным богом? Не сделали ли мы из Бога — бога с маленькой буквы — идола? И, как следствие этого, Он не соединяется с нашей жизнью, которая протекает в другом измерении. У нас свои сладости и свои радости, своя любовь, и Бог знает, что большая часть нашей жизни не связана с Ним. Мы ощущаем разрыв с этим Богом, Который ограничивает нас и угрожает нам, и который может быть просто ложным богом. Вот почему мы живем подменами — тем, что кажется, а не есть, ложной видимостью.
Сколь многие из нас — в таком положении. Наша жизнь — внешняя видимость. Мы намереваемся совершить добрые дела и чувствуем себя так, будто мы их уже совершили, что мы их всегда совершаем, что мы добрые. Мы принимаем таинства, от которых ожидаем освящения, не участвуя в них всей жизнью своей. Пока мы живы, мы должны понять, почему Христос начинает Свою проповедь словами: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». И что всему миру Воскресением Христовым дарована благодать покаяния.
Добавить комментарий