Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — май 2008 г.

Я прочитала, что апостол Иоанн Богослов в конце своей жизни говорил только одно: «Дети, любите друг друга». В этом все христианство. Но разве нельзя встретить в жизни неверующих людей, которые любят друг друга? По-настоящему, с готовностью ничего не пожалеть для другого. И в то же время не нужно, наверное, доказывать, что многие из тех, кто верит в Бога, друг друга не любят. Возникает вопрос, для чего вера? Для чего молитва? Любовь — либо она есть, либо ее нет.

Л. В. Барыкина, г. Липецк

«Дети, любите друг друга», — эти слова, сказанные на закате жизни апостолом Иоанном Богословом, содержат все, что он хотел сказать. Но, обратите внимание, это говорит возлюбленный ученик Христов, тот, кто больше всех любил Бога. Потому он и называется апостолом любви. Мы любим Бога, первая заповедь — о любви к Богу. Но вторая — подобна ей. Это значит, что только через других, через наших ближних мы можем ответить Богу любовью на Его любовь.

Опасность возникает, когда вторая заповедь становится на место первой. Однако есть всегда возможность испытания истинности любви. Быть христианином — значит любить каждого человека. И это значит любить Христа, любить Бога в каждом человеке, никого не предпочитая и никого не исключая.

Вторая опасность заключается в том, что мы не в состоянии это исполнить. Мы не можем это делать, если отделяем любовь от веры и от надежды. Вера и надежда обретаются молитвой. Если мы не молимся, мы не можем любить.

В молитве и только в молитве Христос может открываться нам в каждом человеке. Только жизнью по вере мы обретаем все более глубокое и ясное видение другого. Только так мы можем испрашивать для каждого дар, без которого не существует любви. Молитвой наша надежда может вырастать до высоты и до глубины, и до числа всех, кого мы встречаем. Только верой и только надеждой, возрастающими по дару Божию в молитве, мы можем освободить путь нашей жизни от ничем не устранимого препятствия — от нашей сосредоточенности на себе. От жала смерти, от которого мы не можем избавиться, даже когда готовы ничего не пожалеть для другого.

Третья опасность заключается в том, что мы любим не так, «как Христос возлюбил нас», а по человеческому обычаю. И это, может быть, самая большая опасность. Ибо человеческая любовь, оттого что она любовь, это то, что может быть по-своему великим и прекрасным. Неверующие в Бога люди действительно могут любить друг друга изумительной любовью.

Но мы, христиане, призваны не к такой любви. Мы должны сообщить другим не нашу любовь, а любовь Божию. Любовь Божия — это Сам Бог, Божественная Личность. Это дар Бога нам, который всегда остается даром, но который должен проходить через нас, пронизывать нас, чтобы перейти в других.

Этот дар требует того, что бесконечно превосходит человеческие силы. Не вкусив его и не стремясь узнать, мы, смертные люди, удовлетворяемся земным и преходящим — остаточным светом, который зависит от нас. Но есть солнце Христовой любви. И когда оно однажды блеснет нам, мы не в состоянии сами сохранить его, как бы ни старались. Однако свет Христов никогда не перестает предлагаться нам, никогда не перестает быть даром. Пасхой Господней.

Все знают это замечательное изречение: «Демократия должна уметь защитить себя». Кажется, у нас оно впервые прозвучало в знаменитом письме «творческой интеллигенции» к Ельцину в 1993 году. И еще, помнится, были там такие фразы: «Эти тупоголовые понимают только язык силы» и «добро должно быть с кулаками». То, что произошло за последние двадцать лет в России, в значительной степени объясняется этим тезисом. И, конечно же, не только то, что в России, но и во всем мире. «Права человека» и либерализм рождают волю «защищаться» всеми способами. Вопрос только в том, есть ли предел этой «защите». И что такое демократия? Какую политическую и духовную оценку могли бы Вы дать этому явлению?

С. Поздняков, г. Москва

С политической точки зрения — это то, что некоторые социологи справедливо называют «теорией нового Гитлера». С духовной точки зрения, это удивительно напоминает манихейский гнозис, злейшую ересь первых веков христианства, на чем мы подробнее остановимся ниже.

Так называемые «свободные» страны могут развязать сегодня войну с единственной целью защитить свои стратегические или экономические интересы (например, ради нефти). Возникает традиционный циничный спор о том, что есть, по определению Генри Киссинджера, «реальная политика». Всем ясно, что эта политика никак не согласуется с принципами «прав человека». Она даже вступает в противоречие с американским проектом распространения демократии, обоснованной в 1993 году советником Билла Клинтона. Речь идет о всемирном распространении «государства права и рынка». Прежде чем говорить о войне, демократия должна получить одобрение общественного мнения — то, что является гордостью этой политической системы. Чтобы начать военные действия, сохраняя верность своим основным принципам, демократия располагает ограниченным выбором решений. Это может быть психологическая война (или война СМИ), это может называться «полицейской операцией» или «помощью союзникам». Но прежде всего необходима демонизация противника. Официально это выглядит так. Если принято решение вести с кем-то превентивную (или необязательно превентивную) войну, то это не потому только, что противник является стратегическим или экономическим соперником, и не потому, что он представляет «недемократическую власть». А потому что он просто «воплощение зла».

Надо будет создать из противника самый устрашающий образ. Так коммунистический мир в начале 80-х годов прошлого века был представлен президентом Рональдом Рейганом как «империя зла». В течение следующего десятилетия точно также непрестанно говорили о «новом Гитлере» в связи с сербским Слободаном Милошевичем, иракским Саддамом Хусейном, ливийским Аль-Кадафи или саудовским Усама Бен Ладеном. Эта потребность — стратегическая или философская — отождествить противника с абсолютным злом автоматически, можно сказать, приводит к дуалистическому видению реальности. По этой же самой причине появляются выражения типа «государство-хулиган», «государства-изгои» популяризированные Соединенными Штатами после западных интервенций в 90-е годы в бывшей Югославии. Особенно развязными были западные СМИ по поводу операции в Косово, где было разрушено множество древних храмов и монастырей и были убиты тысячи невинных людей. И сегодня, после провозглашения «независимости» Косово — после нового расчленения Сербии, — гегемония телевидения обеспечивает то же оправдание беззакония в массовом сознании.

При этом «демократы» действуют, представляя свои интервенции как манихейское противостояние «чистой идеи человечества», с одной стороны, и «чистой идеи преступления против человечества», с другой. Правительства Запада оказались неспособными ни мыслить, ни говорить, не прибегая к такому контрасту. Так Европа оказалась вовлеченной в нравственную и духовную ложь невероятного масштаба. Эта ложь заключается в том, чтобы во что бы то ни стало представить противника как полного преступника, прибавляя, если нужно, какие угодно измышленные преступления к тем ошибкам, которые он, может быть, действительно совершил. Потому они имеют право вести «чисто нравственную политику» по отношению к человеческим существам, которые не имеют больше права «не быть ангелами». Точно так же было у нас в России в 1993 году при расстреле Парламента и в 1996 году при откровенной фальсификации выборов. Точно так же поступают сегодня с неугодными кому-то политиками.

Такой подход можно было бы объяснить своеобразной эсхатологической интерпретацией истории — сознательно или бессознательно исповедуемой упомянутой выше нами манихейской гностической ересью, которая духовно разделяет человечество на «добрых» и «злых», на «высших» и «низших». Гностицизм — от слова «гнозис» (по-гречески «знание») — учение о спасении, развивавшееся в противостоянии христианству, из которого оно немало заимствовало. Манихеи получили свое наименование от перса Мани, который основал в III веке свою еретическую церковь и проповедовал в Риме. Гностики оказали сильное влияние на распространение в средневековой Европе различных ересей. Наиболее известные из них — павликиане и богомилы, а в XI веке — кафары и альбигойцы. Всех их объединяет одно: добро и зло, свет и тьма превечно существуют как два антагонистических принципа (царства). И человеческий род точно также разделяется на два таких царства. Во все века своей истории Запад был искушаем этими лжеучениями. Разумеется, сегодня мы живем в другом мире. Наш ментальный пейзаж не имеет ничего общего с манихеями III века или альбигойцами средневековой Европы. Это так. Но если внешний механизм общественной и политической жизни сегодня совершенно другой, то внутренняя логика ее во многом сходна. Если довести философию современной политики до логического конца, мы получим систему, которая именно так определяет каждодневную жизнь Запада. Как говорится, вера может исчезнуть, а религиозные войны будут продолжаться. Феномен репрессивной риторики и ксенофобского популизма странным образом может сочетаться с идеей «политической корректности», того дуализма, который характеризует Мани и его учеников в сражении против Церкви. Многие из современных политиков несравненно более жестоки по тону и по содержанию, чем их средневековые предшественники, над которыми они любят иронизировать. После 11 сентября 2001 года «ось зла» и «ось добра» обозначились предельно. Бен Ладен представляет Зло, Америка — Добро. Парадокс заключается в том, что борьба против фанатизма делает защитников демократии гораздо большими фанатиками, чем те, кто противостоит ей. И борцов против «международного терроризма» — несравненно большими террористами. Так называемые демократы, на словах заботящиеся о сохранении мира и свободы, кажется, полагают, что «последние времена» уже наступили и что после «последнего сражения» они, победители «нечестивых», сорвут золотые плоды мира. Они ожидают этих «последних времен» и поступают так, как если бы эти времена уже наступили. Мы видим, что отказ объединенной Европы от христианских ценностей в этом контексте совсем не случаен. А злейшие враги христианства — гностики — мало чем отличаются от лицемерно стоящих со свечкой в христианских храмах. Под флагом толерантности, терпимости (к реальному злу), является самая воинственная нетерпимость. Свобода XXI века — «все позволено» — не означает ли, что «все разрешено»? А это и есть принцип тоталитаризма, уготовляющего приход «человека беззакония», антихриста.

Протоиерей Александр Шаргунов

май, 2008 г.