Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — апрель 2008 г.

Дорогой отец Александр, спасибо Вам за издание книги Марселя Лефевра, посвященной реформам Второго Ватиканского Собора «Они предали Его» (от либерализма к отступничеству) и за Вашу вступительную статью, в которой дается совершенно точное определение главной духовной опасности, угрожающей нам сегодня. Речь идет о перестановке местами первой и второй заповеди — о любви к Богу и любви к человеку. «Как определяют сами западные богословы, ключом к новой Реформации является скорее «милосердный ближний», чем «милосердный Бог»», — пишете Вы. Несомненно, судьбы человечества зависят от того, что происходит с Церковью. Что ожидает в этой ситуации в недалеком будущем человечество, если объединенная Европа в своей Конституции отказывается от апелляции к христианским ценностям? «Призрак Второго Ватикана» с его модернизмом и либерализмом, как пишет один из рецензентов этой книги Владимир Семенко, бродит и над Россией. Нет, наверное, нужды напоминать, каким духовным и нравственным распадом охвачен сегодня мир. И при этом все не перестают говорить о любви к человеку. «Неужели непонятно, — восклицают те из них, кто как будто принадлежит Церкви, спекулируя Священным Писанием, — что без любви к человеку не может быть любви к Богу, потому что Бог есть любовь!»

В. Булаев, г. Санкт-Петербург

«Бог есть любовь». И оттого что Бог первым возлюбил нас, мы способны любить любовью, о которой раньше не имели и не моглииметь никакого понятия. В этой любви — наше приобщение Божественной вечной жизни. Бог любит бесконечно. И это страшно. Потому что есть опасность под видом любви вместо поклонения истине дать место худшему поруганию истины — самому гнусному идолопоклонству. Опасность заключается в возможности совершенно исказить Божий дар, заставить его действовать в обратную сторону — принять мой конечный человеческий опыт любви за Самого Бога. Только исходя из Самого Бога и Его Откровения во Иисусе Христе можно принять во всей истинности и глубине это благовестие: «Бог есть любовь».

Но противоположный путь невозможен. Любовь Божия, то есть любовь, которая есть Бог, не может быть выведена из моего обычного знания, что значит любить. Тайная устремленность человеческой любви — абсолютизировать себя, принять себя за высшую норму. Это одно из самых сильных искушений, которому современный человек легче всего уступает. В самом деле, кто может измерить цену и ценность любви? Вы правы, любовь, как то, что определяет смысл и значение всякого действия, часто ставится общепринятым мнением впереди всего. Всякое действие получает оправдание, если оно совершается «во имя любви», и это является неоспоримым «доказательством любви». Если слишком многие отказываются сказать, что «Бог есть любовь», то еще больше таких, для кого перестановка слов может быть превращена в шутку: любовь — это бог. Не есть ли это вытеснение Бога, личного Бога, ради общепризнанного принципа, который было бы неприлично не признать. Этот принцип — абстракция, не имеющая реальной силы и подчиняющаяся каким угодно субъективным ориентациям. Идол любви становится прикрытием закона хищнических отношений — силы, соперничества, господства. «И неудивительно: потому что сам сатана принимает вид Ангела света» (2 Кор. 11, 14). И мы знаем, что «тайна беззакония» в Церкви, антихрист — это тот, кто не только против Христа, но и вместо Христа.

Невозможно любить Бога и не любить людей. Но возможно любить людей и не любить Бога. Очень многие атеисты доказывают нам это каждый день. Но что значит их любовь? Что значит любовь находящихся в Церкви, которые ради любви к ближнему готовы пожертвовать верностью любви к Богу? Чтобы обрести подлинную крепость и подлинный смысл любви, чтобы услышать ее требования и довериться ее силе, надо не приспосабливаться к этой совершающейся сегодня перестановке слов «Бог есть любовь», не позволять христианскому сознанию быть убаюканным звуками этой слишком часто слышимой музыки. То, что «Бог есть любовь», не всегда очевидно и нелегко принять. Надо вникнуть в неслыханно непостижимый смысл этого словосочетания. Бог возлюбил первым. Он взял на Себя инициативу любви, и что существенно, Он любит Свое, враждующее против Него, творение, которое перед лицом бесконечного Бога недостойно какой-либо любви. Вот что непостижимо, непонятно, вот что человек не может воссоздать только силами своего духа. Нет оснований у Бога любить меня. Однако Он любит меня. Этот дар бесконечной любви никогда человеческая мысль не сможет постигнуть.

Когда я в разговоре с одним своим знакомым затрагиваю такие «больные» темы для нашей Церкви как современное неообновленчество или миссионерство «через рок», он неизменно пресекает разговор: «Кто я такой, чтобы осуждать этих священников? Они ведь не запрещены в служении, значит священноначалию виднее. А у нас, мирян, прежде всего должно быть послушание и смирение. Мы слишком малые величины». А я думаю: как быть, если возникнут еще более серьезные вопросы, касающиеся чистоты нашего исповедания?

Сергей Вяткин, г. Москва

Церковь учит послушанию. Христианин должен слушаться пастырей: епископов, священников, своего духовного отца, это вменяется ему как послушание Самому Христу. Но что делать, если, например, один священник призывает всеми силами бороться с принятием ИНН, а другой не придает этому явлению значения? Как должен был поступать простой верующий, когда многие пастыри увлекали его в обновленчество? Кого должен был он слушаться, когда в течение более века почти все церковные кафедры были заняты еретиками арианами или в период, когда ересь монофелитства исповедовали сразу четыре православных патриарха? Нет сомнения, что по мере приближения прихода «человека беззакония» Церковь будет подвергаться и в этом отношении все более серьезным испытаниям. Невозможно переоценить добродетель послушания. За непослушание человек лишился рая, за свое послушание он вводится паки в рай. Святые отцы говорят, что даже если священник в своем пастырском руководстве неправ, Промысел Божий может устроить послушание ему во спасение.

Но есть один абсолютный предел послушанию: отступление пастыря от чистоты исповедания истины, потому что в нем — самое великое непослушание, может быть, худшее, чем непослушание первого человека. Потому Христос и говорит: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10, 37). И апостол Павел пишет: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1, 8). В отличие от католиков, наша Церковь не делится на учащих и учащихся. Каждый христианин принял в крещении и миропомазании полноту даров Духа Святого. Если епископ или священник неправильно учит об истине, то мирянин не освобождается от ответственности за свой выбор. «Подобает более слушаться Бога, нежели человеков». Крайне опасным представляется весьма распространенное заблуждение о том, что миряне слишком малые величины, чтобы заниматься вопросами веры. Такое умаление себя странным образом может сочетаться с непослушанием Церкви в вопросах, давно решенных на Вселенских и Поместных Соборах, которые начинаются словами: «Изволися Духу Святому и нам». Хотя странного здесь нет ничего, потому что в том и другом случае совершается упразднение христианства — непослушание Христу Богу. И есть нечто худшее, чем все ереси вместе взятые, — сознательная и открытая ненависть ко Христу. Знаменитый философ талмудист XII века Маймонид, именем которого названа сегодня в Москве высшее учебное заведение, говорил: «Подобает убивать и бросать в ров погибели Иисуса из Назарета и всех Его последователей». Сам Христос отвечает ему в Евангелии: «Вы ищете убить Меня, потому что отец ваш диавол». Какое может быть общение у христиан с диаволом? И святые отцы двенадцати соборов разных веков особыми определениями призывают «святителей, священников и всех людей (т.е. мирян), как говорит преподобный Иосиф Волоцкий, не входить ни в какие сделки с противниками истины и совести». Неужели после этого кто-то, ссылаясь на благословение своего духовного отца, дерзнет вменить ни во что слово Христа и всей Церкви?

Поистине каждый христианин велик. Святой Иоанн Златоуст так начинает свою проповедь на Вознесение Господне: «Познай, христианин, твое достоинство». Есть величие в христианском призвании. Христианин — не есть что-то незначительное, он не работник одиннадцатого часа, которого никто не хочет нанять. Вернее, именно так. Не на кого ему надеяться, кроме как на Христа Бога. Он устремлен высоко. Он устремлен к Небу! Ему дана благодать, Церковь, таинства, красота заповедей Христовых. Он без всякого смущения принимает этот дар, потому что он не ему принадлежит, это дар Божий. Отвергаясь лжи, христианин не оглядывается назад. Христианин — соль земли, но если он оглядывается назад — он превращается, как сказано в Книге Бытия, в соляной столп.

Христианин ищет Бога, и Его власти предает все. Так христианин становится солью. Он любит великое, и малое в величии. Не слишком ли много он берет на себя? От сознания собственного величия до гордости — один шаг, и — гибельная бездна. Но и от подлинного смирения до лжесмирения — тоже один шаг. И та же гибельная бездна. Бывает смирение, что паче гордыни. Но христианин — смиренен. Величие христианина смиренно перед Богом. В этом нет противоречия. Он любит придавать подлинный вкус всему. Но христианин не приписывает ничего себе. Оттого что он христианин, и он этим гордится, и он этого не скрывает, он знает, что обязан всем не себе, а благодати Христовой.

Что позволяет христианину быть одновременно великим и малым, сияющим как солнце и неприметным, исполненным величия и смиренным? Истина. Христианин истинен перед Богом. И он знает, что ответственен за истину. Отступи христианин от истины, и его не будет. Христианин знает, что Евангелие — велико и что его благовестие должно быть проповедано высоко и ясно. Он знает, что он сам всецело зависит от истины, от благодати, что он — сотворенное Богом, прощенное и любимое Им существо. Он знает, что Христос хочет, чтобы Его благодать и истина распространялись среди людей, в первую очередь их личным примером, их мужественным словом, то есть Самим Христом! То есть исповеданием истины и верностью истине христианина. Христианин знает также, что без этой благодати, которой сподобляет его Господь, ничего не совершится. Несомненно одно: мы стали сынами света. Это говорит Христос.

Если мы не решаемся так говорить, если мы полагаем, что хранение истины — дело одних священников, а не мирян, это может быть по двум причинам. Во-первых, мы слишком мало рассчитываем на Бога, и слишком много — на себя. Одно из двух. Где возрастает гордость, там себя начинают принимать за источник света. Или же начинают презирать себя, умалять себя до неспособности хоть что-то сделать, в обессиливающем страхе прижимаясь к стенке. Отречение от истины — в отказе ее исповедать. И это называют смирением, в то время как здесь нет ничего кроме трусости  и сдачи всех позиций. Малодушие — старающийся держаться в рамках благопристойности страх. В том и другом случае совершается одна и та же ошибка, один и тот же грех: вся надежда возлагается на собственные силы. Христианин поистине велик, когда он возлагает всю свою надежду не на себя, а на Бога. В этом заключается тайна добродетели надежды: я уверен, что Господь дает мне, уже сегодня, соль, свет, славу, все. Какая высота, какая свобода! Будем трудиться над обретением надежды. Только истина исцеляет от робости и бессилия. Только верностью истине можем мы устоять, потому что путь Церкви — среди многих испытаний. Испытания и скорби неизбежны. И нередко признаком подлинного успеха является почти всеобщее отвержение. Да, в основе всего — смирение и покаяние. Но смирение, как мы видим, может быть разновидностью гордыни. И покаяние существует не для того только чтобы бичевать свое прошлое, а чтобы обрести любовь Христову. В ней — правило веры, послушание Церкви и отказ слишком просто уступить низости зависти диавола, которая не осмеливается назвать свое имя. Этой завистью вошла в мир смерть. А мы — те, кто причастен победе над смертью, Пасхе Христовой.

Христианин, исполненный величия, — тот, кто всей своей жизнью полагается на мудрость Креста. Крест — это не то, что сокрыто от всех. Он насажден в центре мира, на Голгофе, среди наглого смеха и поднятых кулаков, и прежде всего среди безразличия. Хуже всего, когда безразличие в самой Церкви.

Протоиерей Александр Шаргунов

апрель, 2008 г.