Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — апрель 2010 г.
Сегодня много говорят о миссионерском служении Церкви. В духовных учебных заведениях преподается предмет «миссиология», а кое-где создаются и миссионерские факультеты. Ясно, что проповедник истины должен быть хорошо образован и в светском, и в духовном плане, иначе его может ждать полный конфуз. Ясно, что он должен понимать запросы и интересы тех, к кому он обращается со своим словом. Вы уже писали в «Русском Доме», что желание быть ближе к «просвещаемым», неуравновешенное чем-то более существенным, нередко приводит к противоположным результатам. Где уж тут говорить об апостольском духе Церкви и тем более об «апостольстве мирян»!
Бикунов О.В., Курская обл.
Апостольский дух — от природы огня или его нет. Если душа учащего не зажигается этим огнем, он никогда не сможет зажечь душу ученика. Апостольский дух — дух истины, действующей любовью.
Некоторые из тех, кого называют сегодня «миссионерами», силятся навязать свое понимание истины в духе своей аудитории. Люди могут внешне согласиться с их аргументами, но они будут слышать не то, что проповедует Церковь. Каждый будет слушать свое, свой понятный ему смысл. Интеллектуальное оружие, если оно действительно есть, — замечательная вещь, но оно — не огонь души. Нас не надо убеждать, что мы должны говорить с людьми на их языке. Но этого невозможно достигнуть, если мы сами — не от них. Не в плане отождествления себя с их заблуждениями, а в глубоком осознании, что их грехи — наши грехи, и мы кровоточим их ранами. И потому радуемся радостью, которую предлагает им Бог. Когда, кажется, все народы восстают против Бога, воздвигая алтари ложным богам, недостаточно обличать их безумие. Необходимо участвовать в их страданиях — это значит взывать к главному, что есть в людях, — к совести и стыду. Необходимо помнить, что в каждом из них есть Божественная искра, и из этой искры нужно возжечь пламя. Мы не можем искать своего собственного спасения, отвергая спасение других.
В одной из своих статей Вы, кажется, писали, что каждому человеку, так же как и каждому народу, Бог даровал какие-то особенные характерные черты. Не то что этих черт нет у других людей и у других народов, но они не являются у них определяющими. Русский человек всегда славился смирением, которое без Христа быстро становится раболепством. На Западе же более всего всегда ценилась свобода. Кажется ясно, что она может означать без Христа. Но факт остается фактом: свобода сегодня — главное слово на знамени не только Запада, как это было во времена Французской революции, но и всего человечества. Только содержание этого слова несколько видоизменилось. Что же такое свобода?
Т. Н. Левицкая, г. Ялта
Что такое свобода? Свобода есть условие всякой нравственной ответственности. Я не ответственен там, где у меня нет способности делать свободный выбор. Это не вменяется мне в вину. Укусившая кого-то собака — не подсудна, подсуден ее хозяин, не позаботившийся, к примеру, надеть на нее намордник. Собака не ответственна за то, что она делает, она действует инстинктом. Агрессивную собаку следует держать взаперти, но нельзя приговорить ее к тюремному заключению.
Человек не может жить на уровне инстинктов. Но сегодня все говорят о свободе нравов. Возьмите, например, вопрос так называемых «сексуальных меньшинств». Эти извращенцы уже требуют, что само по себе довольно парадоксально, права на брак друг с другом и на усыновление детей. Интересно, что движение за такого рода свободу идет от протестантских обществ Северной Европы, давно освободившихся от гнета многих духовных ограничений. Эта эмансипация, направленная главным образом против традиционных христианских запретов, вызывает живое обсуждение вопросов нравственности в обществе. Любопытно, что критикуя столь резко христианскую мораль, общество не может сформулировать свои требования в этой области. В масштабе человеческой истории это абсолютно новое явление!
Мы знаем, что определенное число проблем, связанных с этикой, вызваны заботой о том, что раньше просто не могло обсуждаться. Наука, в особенности медицина и биология, вносит немалый вклад в это «новое сознание». Таковы, например, дебаты, имевшие место несколько лет назад по поводу пересадки органов. А также неслыханных — вплоть до безумных проектов так называемого клонирования — медицинских экспериментов. Сам словарь свидетельствует об этой эволюции. Слово «биоэтика» вошло в современный язык, тесно соединяя чисто биологические открытия и их отражение в нравственности. Общество как бы ждет законодателя, который определит выбор в этой области. Ясно, что подобные вопросы прежде всего должна решать Церковь. Однако все громче звучат голоса: «Церковь занимается тем, что ее не касается». Страшно представить, к чему приведет это новое освобождение от Церкви!
На примере Европы мы можем видеть, как быстро «новое сознание» становится массовым. В 1929 году энциклика Пия XI, запрещающая всякую противоестественную контрацепцию, не вызвала ни у кого протеста. Христианские супруги приняли как долг следовать нравственным принципам, определенным Католической Церковью. Здесь не место обсуждать чрезмерную категоричность иных определений Западной Церкви. Речь идет о другом. Сорок лет спустя отношение к тексту Humanae vitae Павла VI было совершенно иным. Обнаружилось расстояние, отделяющее простых верующих от рекомендаций церковной иерархии в этой области. Кроме крайне критической реакции на энциклику, стало очевидно, что большинство католиков просто игнорируют ее. Общественным мнением это было воспринято как отказ в законности права Церкви определять, что есть добро и что есть зло, и каким должен быть нравственный выбор. Произошел разрыв с многовековой традицией церковного авторитета в этом вопросе. После этого мы не должны удивляться, что в дебатах о «строительстве Европейского дома» прозвучало столько упреков христианству за то, что оно доминировало в Европе, не допуская никакого плюрализма, в течение стольких столетий. А иные, наоборот, отрицали решающую роль, которую оно играло в истории континента. Точно так же у нас сегодня пытаются поставить под сомнение значение Православия в исторических судьбах России. Абсурдность подобной позиции более чем очевидна. Так же как, мягко говоря, полная бесперспективность всех аспектов жизни при новом понимании свободы.
Вся история человечества воспринимается мною как чья-то злая насмешка над его непрестанными усилиями пробиться к истинной жизни и достигнуть свободы. Сколько поистине героических людей жизнь свою положили, особенно в минувшем веке, ради этой цели. Но результат — перед нами. Чем больше борьбы за свободу, тем больше рабства. Теперь уже и в буквальном смысле появляются рабы, и торговля рабами. Как Вы думаете, смена так называемых общественных формаций не завершится ли восстановлением «рабовладельческого строя»? Или даже хуже — таким рабством, которое поработит всего человека, и тело его, и душу? И это будет окончательным торжеством свободы.
А. Стрижов, г. Красноярск
Мир погибает от незнания Бога и отсутствия любви. В наш век истина — больна. Больна древней болезнью, которой она заразилась, когда искуситель шептал на ухо Еве: «Если вы не будете слушаться Бога, если вкусите плод от запрещенного древа, вы будете как боги». Истина больна восстанием свободы, свободы безумной, отказывающейся от истины.
Есть истинная и ложная свобода. Истинная свобода — отражение образа Божия, и она может ходить только по стопам истины, а не наоборот. Свобода — служанка, деятельная, а истина — госпожа. Как говорит Христос: «познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32). Это слово Христово — искусителю, древнему змию. Это ответ Божий — через века. И Бог ждет нашего ответа. Здесь наше призвание, наше служение, наш труд.
Если наше слово и наша жизнь не служат истине Христовой — они не стоят труда. Но если мы готовы пролить пот и кровь, мужественно и смиренно, ради того чтобы искать, найти, вкусить и передать другим истину, — тогда поистине истина будет великолепна.
Известно, что сегодня многие американцы и европейцы, отказываясь от христианства, охотно принимают ислам. Я долго думала, почему это происходит, и неожиданно получила очень простой и убедительный ответ. Потому что их устраивает образ жизни, который предлагает мусульманство. В современном растленном мире труднее всего хранить целомудрие девства и чистоту христианского брака. Другое дело — возможность многоженства. Но мой вопрос не об исламе, а о буддизме. Как Вы объясните популярность буддизма, с его учением о перевоплощении, на Западе? Конечно, каждый свободен избирать, что он хочет. Это «права человека» — одна из основополагающих ценностей современного западного мира. Но, как Вы сами заметили в одной из своих статей, этот мир все более приближается к такому состоянию, где нет уже ни человека, ни «прав человека». Почему эта тема перехода из христианства в другие религии возникла только сегодня?
В. И. Алексеева, г. Саратов
Для многих адептов западного буддизма вера в последовательное перевоплощение, согласно заслугам, достигнутым во время земной жизни, кажется убедительной, потому что соответствует одному из главных принципов западной цивилизации — принципу эволюции. Чем это не идея западного прогресса? Согласно этому принципу, добро получает воздаяние по мере восхождения человека среди его сменяющих друг друга жизней. Кроме того, Запад славится тем же индивидуализмом, что и буддизм. Вернее, сегодня перед нами новое прочтение буддизма — в свете западного индивидуализма.
Это концептуальное приспособление буддизма к западному образу жизни освобождает от одного существенного вопроса — одновременно нравственного и политического. Он выражается в немногих словах — в абсолютной несовместимости того, что называется «не я» (буддистского и современного западного) с «правами человека». Если «я» есть иллюзия, если человек — на пути исчезновения, как мы можем говорить о его целостности и о его свободе? Если мое «я» — иллюзия, «я» другого — тоже «иллюзия». Это противоречие между западным определением «прав человека» и буддистским «не я» невозможно разрешить. Закон «кармы» приводит к тому, чтобы объяснять грехами, совершенными в предыдущей жизни, несчастье сегодняшних физических недугов и скорбных обстоятельств. Но что в таком случае означает несправедливость, жертвами которой становятся, скажем, миллионы бездомных детей в России? Как быть едиными с ними, как утверждать, что эти дети имеют право жить в лучших условиях?
Принятие подобного учения американцами и европейцами (а сегодня и иными русскими) — научное или буддистское — противоречит их понятию «прав человека» и социальной справедливости. Или же они должны отказаться одновременно от человека и от его прав и достоинства? По всей видимости они к этому готовы.
Эта тема возникла не сегодня и даже не вчера. И в прошлом к восточным религиям обращались как к оружию против христианства. Мы можем видеть это в XVIII веке у Дидро и Вольтера, видевших в существовании других древних религий доказательство, что христианство не является единственным обладателем «истины». Еще более это проявилось в следующем столетии у Шопенгауэра, великого защитника индуизма и буддизма, который оказал в свою очередь влияние на Ницше (особенно в первый период его творчества). Для всех них ссылка на Восток должна была служить идеалам Просвещения и расширять горизонты гуманизма. Они не замечали, что это оружие точно также могло быть направлено против них самих. Что и сделали немецкие романтики и французские контрреволюционеры, борясь с идеологией Просвещения, его «правами человека» и материализмом. «Восточный ренессанс» XIX века был направлен исключительно против Просвещения. Превозношение поэзии, чудесного, магии и примитива Индии противопоставлялось европейскому рационализму, иссушающему человеческую жизнь. Существует также так называемый «крайний ориентализм» — откровенно антигуманистического толка. Он также претерпел «перевоплощение» во многих видах в XX веке и переходит теперь в XXI. Сторонники буддизма в Америке и в Западной Европе, очевидно, об этом не помнят.
На самом деле должно противостоять не просто «священной пустоте», не теории того, что именуется «не я», не генной инженерии, не кибернетическому будущему человечества, не просто духовному и нравственному разрушению, но неосознанному согласию на исчезновение человека. Тому согласию, которое странным образом перекликается с самыми опасными идеологиями минувшего века. И превосходит их.
Добавить комментарий