Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — январь 2011 г.
Дорогой отец Александр! Как видно, у вас ограничена возможность отвечать на наши вопросы в журнале — мы можем прочесть максимум три-четыре ответа в месяц. А что Вы делаете с остальными вопросами, и много ли их?
Д. Астрейко, г. Курск
Разумеется, писем я получаю гораздо больше. Но для ответов в журнале выбираю наиболее важные. Нам надо научиться в жизни задавать самые главные вопросы. Для того нам и жизнь дана, для того мы и приходим в Церковь. Вы помните, святому Иоанну Предтече, предупреждающему о близких карах за отступление от веры, народ задает вопрос: «Что же нам делать, чтобы избегнуть этого?» (Лк. 3, 10). Апостола Петра и прочих апостолов, возвещающих о искупительном Воскресении распятого Христа, толпы спрашивают: «Что нам делать, мужи братия?» (Деян. 2, 32). Воскресшему Христу, явившемуся Павлу по дороге в Дамаск со словами: «Я Иисус, Которого ты гонишь», Павел отвечает: «Господи, что мне делать?» (Деян. 22, 10). Тот же вопрос, как узнаем мы из «Отечника», задавали отцам пустынникам в IV и V веках ищущие монашеской жизни: «Что мне делать, чтобы спастись?»
Задаем ли мы такой вопрос? Слышим ли, как святая Церковь возвещает нам в эти дни: «Ныне родился вам Спаситель, Который есть Христос Господь» (Лк. 2, 11). Есть ли эта потребность спасения у нас, так сильно, до смертной тоски, переживаемая святыми? В этой потребности следует различать тройное осознание: чувство, что я погибаю, чувство невозможности спастись собственными силами и чувство, что спасение возможно. Мы можем видеть в сегодняшнем мире, что чувство гибели (не только страны и народа) сильно распространено, и это, естественно, находит отражение в получаемых мною письмах. Но, увы, это чувство часто либо рождает решимость выйти из этого состояния любыми способами, либо приводит к отчаянному утверждению, что спасения не существует. Отсюда — отказ от всяких духовных усилий, по существу, отречение от жизни, самоубийство. Вера рассматривается в этом контексте как запасной выход, как уход от трудностей, как самообман.
Ответ, который дают святой Иоанн Креститель и апостол Петр толпам на Иордане и в Иерусалиме, — приглашение к новой жизни по правде Божией, к самоотвержению. Спасение, предлагаемое Богом, — всегда дар, оно никогда не бывает заслуженным. Потому на все вопрошания ищущих спасения звучит в Евангелии призыв к покаянию. Вот о чем нам надо задуматься. Это благовестие ангелов пастухам в ночи Вифлеема является ли ответом на наши ожидания? Эта благая весть спасения имеет ли для нас смысл, находит ли она отзыв в нас или, перефразируя слова иудейского первосвященника Каиафы: «Какие нам еще нужны свидетели?» мы готовы сказать: «Какой еще нужен нам Спаситель?»
С одной стороны, многие понимают, что мир с его набирающем все большую силу «глобализмом» приближается к пропасти. С другой, некоторые, и не без основания, напоминают нам известные слова святителя Игнатия (Брянчанинова): «Не пытайся остановить происходящее своей немощной рукой. Отступление попущено». В самом деле, может быть, достаточно довериться всесильному Промыслу Божию? Ведь Христос Бог уже все победил.
С. В. Пуриков, г. Новгород
Речь не идет об оптимизме, беззаботно верящем в Промысл Божий. Иметь чувство ответственности за будущее — значит делать все от нас зависящее, руководствуясь принципами Евангелия. Это значит отказаться от нового фатализма, от сознания бессилия перед господством зла. Отвергнуться все более наступательного отвержения смысла истории, и отрицать отрицание сегодняшнего дня. Автономия ни от чего не зависящего технического прогресса, новый империализм, подчиняющий себе и эту автономию, развенчивание древних «религиозных утопий», крушение идеологий XX века, соблазн так называемых демократических ценностей — таковы новые сложности мира под властью глобализации. Атмосфера времени переполнена знаками, знамениями, слухами о надвигающейся катастрофе, о конце истории. И это называется гедонистической мудростью — скромным счастьем данного мгновения. Иными словами, тот же беспросветный фатализм. Нас предупреждают об опасности волюнтаризма. Не лучше ли устраниться? «Не трогайте больше историю, — говорят новые лжепророки, — она сама пойдет, куда надо». «Подумайте лучше о недавно минувшем веке, — добавляют они. — Великие вчерашние проекты изменить мир, прометеева гордыня, уже привели к небывалому смертоубийству. И к концлагерям. И к отчаянию». Именно с такого рода тенденциями необходимо прежде всего сражаться. Под каким бы видом они ни приходили. Сохранить ответственность за будущее значит исполниться решимости, которая неотделима от знания благодати Христовой. Отказаться от всякой ложной надежды и «идеи нового прогресса». Более конкретно, речь идет о том, чтобы вновь (даже если восстановление власти, основанной на христианских принципах уже невозможно), попытаться обрести чувство минимального управления историей, которое, пережив все, что было у нас в XX веке, мы утратили. Только это, употребляя язык Священного Писания, может воспрепятствовать тому, чтобы наш мир не был «предан нечестивым». По существу все заключается в том, чтобы не соглашаться. Любить будущее своей страны и всего человечества значит быть способным сказать «нет». Но этого недостаточно. Необходимо реально знать опасности, угрожающие сегодня всем, чтобы каждому на своем месте противостоять им. И самое главное, надо быть способным сказать «да» — Богу и призванию человека. В противном случае наступит полное истребление человеческого в человеке. Воспитать в человеке животное просто — достаточно снять нравственные запреты. Так «сексуальная революция» даже в земном плане, это прекрасно понимают и атеисты, равносильна ядерному взрыву. А высший дар человека — свобода слова — превращается в свободу лжи и сквернословия, делая его хуже бессловесного животного.
В одной из своих статей Вы приводите надпись на древних катакомбах: «Любовь побеждает смерть». Какие красивые слова! Но что они могут означать для меня, когда я стою перед гробом своей любимой супруги, с которой мы прожили почти полвека? Я понимаю, что речь там идет о Боге. Но почему смысл этих слов не открыт для всех? В детстве я охотно ходил с бабушкой в храм, а потом, лет с 13, вдруг почувствовал, что мне это не нужно, что меня волнует совсем другое. Разве так было со мною одним? Почему чем дальше идет история, тем большее число людей, несмотря на все чудесные обещания Церкви, не принимают Христа, не хотят следовать за Ним? Теперь, хлебнув горя, я снова пытаюсь возвратиться к вере. И понимаю, как это трудно. Дело ведь не только в высоких нравственных требованиях Евангелия — все, что говорит Церковь, превосходит привычное понимание. Тем не менее, только мысль, что Бог во Христе соединяется даже до смерти с судьбой каждого человека, непонятным образом поддерживает меня.
Е. Кузовлев, г. Рязань
На земле идет грандиозная битва между двумя мощными силами: смертью и любовью. Люди умирают, но прежде чем умереть, они любят друг друга, рождаются дети, и жизнь продолжается. Что победит в конце — любовь или смерть? Вероятно, смерть, не задумываясь, ответят многие.
Мы знаем, что рано или поздно она возьмет свое. Она ждет нас за поворотом. Завтра? Через пять, через двадцать, через шестьдесят лет? Какая разница! Она не спешит, она уверена в своей победе.
Но есть другая любовь, побеждающая смерть в вечности и на земле. И вопрос заключается только в одном: как нам приобщиться ей?
Ради этого приобщения дается нам весь земной путь. Наступает момент, самый решающий во всей нашей жизни, когда мы должны признать, что Бог превосходит нас настолько, что мы готовы оставить Его, не имея сил следовать за Ним. Это может произойти еще в детстве. Мы ждем Его по-своему, а Он является нам по-другому.
Вне сомнения, Христос будет Эммануилом, с нами Богом. Богом, совершенно близким нам, настолько близким на этот раз, что Он станет одним из нас. И в то же время это Его тайна, Он остается, как говорят святые отцы, совершенно Другим. «Слово стало плотью, и обитало среди нас» (Ин. 1, 14). Бог стал совершенно близким нам во Христе Иисусе, Его Пречистая Матерь носила Его, Его апостолы видели Его и прикасались к Нему, Его палачи схватили Его и распяли. Он во всем подобен нам, даже до смерти, — во всем, кроме греха.
Однако Он остается совершенно Другим, столь отличным от нас даже в Своей похожести на нас, столь непостижимым в Своем присутствии, что «свои Его не приняли» (Ин. 1, 11). Они хотели, чтобы Он был на их уровне, а Он превосходит их. Они хотели, чтобы Он был политическим вождем, временным освободителем, а Он приносит освобождение миру, вечное спасение. Они хотели, чтобы Он был великим величием человеческим, сильным силою человеческой, а Он явился совершенно умаленным по человечеству. Бесконечно сокрытым, потому что бесконечно видимым. Бесконечно малым, потому что бесконечно великим. Бесконечно немощным, потому что бесконечно сильным. Всепревосходящая тайна Бога явилась в нищете Иисуса Христа, в Котором уже нет ничего, кроме бесконечного дара.
Во всех человеческих чертах Иисуса Христа Бог является бесконечно Другим и бесконечно близким. По дару Христа мы можем стать бесконечно близкими Богу и бесконечно близкими друг другу — бесконечно живыми.
Когда выходишь из храма, коснувшись благодати, почти физически ощущаешь, до какой степени «мир лежит во зле». Невыносимо видеть эти улицы, украшенные щитами с рекламой греха. Впечатление, что это победные знамена врага, прочно оккупировавшего твой город. И власть его распространяется повсюду. Как продолжать жить среди ни о чем не задумывающихся людей в таком мире, как совмещать «священное и обыденное»?
Екатерина Дальченко, г. Москва
Святитель Афанасий Великий говорит, что главное в духовной жизни и богословии — чувство равновесия. Мы постоянно напоминаем, что сегодня, как никогда, для христиан существует две опасности. Чтобы избежать их, мы должны помнить, что «мир лежит во зле», и не забывать, что этот мир сотворен Богом. Одна опасность — раствориться в лежащем во зле мире, другая — ожесточиться против него. Чтобы идти путем святости мы должны, во-первых, изо всех сил противостоять злу и, во-вторых, — учиться жить в Божием мире. Это мы должны различать и отделять в жизни, а не священное и обыденное. Мир, в котором мы живем, — Божий. И потому все в нем, кроме греха, может и должно быть путем к Богу. Для того и существуют таинства, и столь свято они нами хранятся, чтобы, приобщаясь им, мы могли освящать все обыденное. Эти таинства запечатлены земной жизнью и исполнены жизнью Божественной — именно для того, чтобы все соединить. Это вопрос первостепенной важности, потому что от понимания его зависит вся наша христианская святость.
Добавить комментарий