Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — апрель 2011 г.
Случайно услышала, как заботливая благочестивая бабушка наставляла девушку, зашедшую в храм поставить свечку: «Дочка, пойди причастись, и Бог даст тебе здоровье. И брак у тебя будет счастливый, и во всех делах твоих будет помощь». Так ли это?
Т. И. Абина, г. Кисловодск
Церковь имеет смысл только в той мере, в какой она отличается от мира всеми богатствами, которые она призвана сообщить ему, причащаясь Господу. Ее отличительные черты — в ее первоначальной связи по дару Христа с Отцом в Святом Духе. И эта связь, которую она имеет с Богом, создает новые отношения людей друг с другом. Христианин — этот тот, кто молится, и главная его молитва, молитва хвалы и благодарения — за Божественной литургией. Потому молиться и причащаться святых Христовых Тайн, иначе говоря, являть эту связь — не только средство для получения благодати спасения или лучшее осуществление своего призвания. Молиться и причащаться святых Христовых Тайн значит раскрыть смысл человека в его животворящем приобщении Христу. Таково, особенно сегодня, первое призвание Церкви и каждого христианина.
Не следует противопоставлять деятельность и созерцание. Мы должны просто напомнить себе, что деятельность христианина в человеческом обществе раскрывает свое первородство только тогда, когда это деятельность человека, который молится, деятельность члена Церкви молящейся. Такое напоминание — не для того, чтобы сказать, что молитва помогает во всех делах, — это очевидно для верующего, — но чтобы сказать, что молитва придает смысл деятельности христианина. Кто так трудится ради созидания лучшего человеческого общества, тот утверждается в своей связи с Богом во Иисусе Христе. Для него необходимо и законно, когда некоторые из его собратьев христиан отказываются от всякой деятельности в обществе, чтобы посвятить себя исключительно выражению этой связи с Богом. Он признает нормальным существование людей, которые ведут жизнь, как будто не приносящую пользы обществу, но которые, трудясь для обеспечения себя в минимальных потребностях, посвящают себя молитве хвалы и благодарения, молитве, которая «ничему не служит», но вводит в мир значение дара.
Нет нужды напоминать в связи с этим все, что сказано и написано о недавних временах, когда подвергались жесточайшему преследованию, как бесполезные, священники, монахи и все верующие, а теперь, осуждая эти гонения, мир по-прежнему и в еще несравненно большей степени возводит «эффективность» в высшую ценность. Кто будет спорить с тем, что человек судится и ценится по своей полезности для общества и по своим способностям отдачи для него. Это значение «эффективности» до такой степени определяет современное сознание, что все без конца устремляются к ней, и многие люди испытывают уныние, доходящее до невроза, когда чувствуют себя бесполезными и спрашивают себя, для чего они нужны. Как если бы жизнь была нужна для чего-то! Как если бы она не имела цены сама по себе, оттого что это жизнь и дар Божий. Это значение «эффективности» до такой степени составляет часть современной культуры, что многие христиане ничего не знают, кроме молитвы просительной, и смотрят на Бога как на Того, Кто служит чему-то. Бог стоит в ряду того, что полезно. Как если бы Бог был природным явлением и как если бы Он служил чему-то. Еще немного, и мы будем спрашивать: для чего служит вера? Редко кто имеет дерзновение сказать: она ничему не служит, она дает полноту жизни. Причащаться святых Христовых Тайн, посвящать себя молитве хвалы и благодарения, посвящать свою жизнь бесполезному значит сегодня свидетельствовать о человеке. Это значит утверждать, что человек не определяется пользой, выгодой, «эффективностью», но что он имеет цену, потому что он существует. Молитва хвалы и благодарения вводит человека в свободу и радость — в каком бы состоянии он ни находился. Она ведет человека к узнаванию себя как дара, и дара, незаслуженного им, она ведет его к узнаванию себя как чуда, дарованного Богом.
Вы все время приводите слова святых отцов, что без любви к Богу не может быть подлинной любви к человеку. Иначе говоря, заповедь о любви к Богу всегда должна идти впереди заповеди о любви к человеку. А апостол любви Иоанн Богослов подчеркивает: «Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» Что же все-таки должно быть вначале?
Д. Ескович, г. Тамбов
«Чтобы истинно познать человека, надо познать Бога, — говорят святые отцы, — чтобы познать Бога, надо познать человека». Первое утверждение ясно для того, кто имеет веру: христианство поистине придает подлинный смысл человеческой жизни, здесь его высшая норма, оно дает человеку силу, обожествляющую его. Второе утверждение не так распространено и тем не менее должно быть усвоено верой: человек призван бесконечно превзойти себя.
Оттого что Христос таинственно отождествляет Себя со всеми людьми, всякое человеческое лицо — Лицо Христа, мы можем и должны увидеть его и узнать его. И оттого что Христос — Бог, узнавание Христа через человеческое лицо ведет нас к Богу.
Потому подлинно любить другого человека значит любить его во Христе, как чадо Божие, значит любить человека ради любви к Богу. Это «ради» не есть умаление человека или его обесценивание. А указание образа истинной любви. Потому что созидательная любовь обращена к главному в человеке, к смыслу его существования, к его личному призванию, к его внутренним ценностям, иначе говоря, к тому, что он есть пред Богом. Любить человека так, как Бог этого хочет, значит любить в его самой глубинной правде, значит утверждать, поддерживать, очищать его самые высокие устремления. Это значит любить его самого, какой бы ни была его видимость, содействовать осуществлению его единственного призвания, как бы ни складывались его обстоятельства, помогать ему достигнуть его конечной цели. Любить ближнего с такой чистотой и с такой отдачей, значит любить его по истине в нем самом и ради его самого. Но это означает одновременно любить Бога по истине, потому что Бог всегда начало и вдохновитель такой любви, а так же ее конечная цель, ее блаженство. Вот почему такая любовь недостижима без Бога, и вторая заповедь не может быть поставлена на место первой наибольшей, но должна быть подобна ей. Вот почему существуют два одновременных пути: от Бога к человеку и от человека к Богу, они не противостоят друг другу, но поддерживают друг друга и соединяются в Кресте Христовом.
Христианин знает это, неверующий не знает. Но Господь предупреждает нас: не по тому, что мы знаем, а по тому, что делаем, будем мы судимы. И любовь к ближнему и ко всем людям столь необходима в сегодняшнем мире, безнадежно замкнувшемся на себе, что христиане как никогда должны явить верность Кресту Христову. И самую конкретную и самую подлинную любовь к человеку, чтобы дать место Божественной любви, побеждающей грех и смерть (подмену любви и отсутствие любви) Крестом и Воскресением.
Прочитала в Вашей статье «Тело я, и ничего больше» о «косметических хлопотах» и о более серьезных вещах. Действительно, много из того, что сообщает пресса, не может нормального человека не шокировать. Возьмите, например, выставку современного искусства «body art» — это силиконовые протезы, трансплантация или ампутация, косметическая хирургия, пирсинг, улучшения всякого рода. Цель — ниспровергнуть нормы традиционной красоты. На одной из таких выставок женщина для улучшения своего лица имплантировала две силиконовые шишки под брови. Некоторые знаменитости прибегают к новым технологиям и биологической инженерии. Уже устраиваются международные фестивали, посвященные этому. Тело, говорят нам, анахронический панцирь, от которого нужно избавиться. В самом деле, традиционное тело из плоти и крови уже неспособно адаптироваться к научным и техническим достижениям. Оно как бы не успевает за временем, и его надо реконструировать. Будущее, уверены они, открывает нам бесконечные возможности «переделки нашего тела». Что это? Новая культура, которой никогда еще не знало человечество? Или действительно уже новая религия? Начало конца?
И. Касаткина, г. Курск
Тело переделывают, не думая о душе, полагая, что так лучшим образом раскрывается личность. Человеческое тело все более становится объектом переделки символической реконструкции.
Хирургическое или технологическое вмешательство по улучшению тела там, где речь идет о «body art» и каждодневной моде — свидетельство нового «безумия тела», если употреблять выражение Фрейда. Такое превозношение тела, его животности, инстинктов — одновременно отвержение культуры и морали. Это дает возможность, согласно определению Ницше, вновь обрести аморальную непосредственность. Вполне сознавая, к чему это может привести, люди испытывают род ностальгии по первобытной жизненной силе. Ностальгию по жизни, более не ограниченной моралью, повинующейся только внутреннему закону своего влечения. Ностальгию по стихийному порыву и безответственности. Мечте о якобы возвращении к природе.
Одним словом, волнения тела могут быть приятными, а вовсе не нежелательными. А то, вокруг чего строилась во все века человеческая культура (не только христианская, но и ветхозаветная, и даже эллинская), отныне упраздняется.
Еще Сенека определял добродетель как силу, способную управлять животными страстями тела по аналогии с быком, которого надо не бояться и побеждать. В самом деле, в символике корриды бык — огромный клубок яростной животности, концентрация грубой силы, переходящей все границы, которую необходимо укротить и возвратить к должному порядку. Тореро — эти искусные бойцы корриды — представляют здесь человеческий дух. Эта аналогия позволит Ницше иронизировать над Сенекой, которого он назовет тореадором.
На самом деле воля к самоконтролю против волнений тела всюду присутствует в греческой мысли — от пифагорейцев до Сократа. Даже для эпикурейцев и циников похвала удовольствию неотделима от властвования над собой, от сопротивления «тирании физической страсти, берущей за горло». Следует, между прочим, заметить, что небывалые массовые убийства, совершаемые красными кхмерами, объясняются презрением к телу в культуре кхмеров.
Похоть — восстание тела против духа. Святой Григорий Нисский (IV век) писал: «Грех — доказательство, что разум потерял контроль над страстями, и дух — господство над материей». Точно также святитель Амвросий Медиоланский (IV век) видел «знак Адамова греха в нас — похоть», это восстание плоти против духа, против разума, против воли. Еще апостол Павел говорил, что внутренний человек (дух) находится в постоянной борьбе против внешнего (плоти).
На каком бы уровне ни был человек в этом мире, он не может удовлетвориться своим духовным состоянием. Надо изменить жизнь, надо изменить все. Но все изменить — не значит все уничтожить. А все спасти. Мы не должны возвращаться к выбору между сакрализацией тела или отвержением его. Мир стоит перед новой опасностью, которую можно определить в двух словах — «развоплощение» и утрата реальности. Мы — люди, в определенном смысле, «антиприродные существа», благодаря нашей способности отказа, в отличие от животных, которые говорят всегда «да». Человек — существо, способное сказать «нет». В основе человеческого — власть быть независимым по отношению к собственной физической природе.
С другой стороны, наша сущность не может быть сведена к духовному, к чистому духу, к сознанию, свободному от биологического. Величие человеческого существования заключается именно в этом напряжении между тем и другим, между телом и духом. Эту сложную связь необходимо осмыслить. Тело — личность, как и душа — личность. Слово стало плотию, Христос стал телом.
Наши тела — это мы сами, и в то же время это не мы. Мы не есть наше тело, однако это наше тело. Есть что-то поразительное в нас по отношению к нашему телу: это тело — наше тело, и в то же время мы превосходим себя нашим телом, или точнее, наша душа облекает это тело, содержит, держит его, и в момент смерти, когда душа отделяется от тела, тела уже нет. Есть только тело, которое начинает распадаться. Наше тело дано нам, чтобы мы могли умереть и воскреснуть с ним.
Добавить комментарий