«Господь мой и Бог мой!»

Антипасха

Христос воскресе!

Дверями затворенными входит Христос к захваченным бурею смерти ученикам Своим в первый и восьмой день воскресения, и уверяет их в истинности Своего человеческого тела. «Почему сомнения входят в сердца Ваши? Это не призрак, это Я. Не бойтесь. Посмотрите на руки Мои и ноги, осяжите Меня; дух ни плоти, ни кости не имеет, как Меня видите имеющим». Неужели это возможно? В самой славе Его можно видеть и слышать Его, прикасаться к Нему, и есть, и пить с Ним. Он не нуждается уже ни в пище, ни в питии, но убеждает нас в непреложности Своего человечества. Это не другое тело. Прославленное, отличающееся от того, которое апостолы знали, но не другое. Неуязвимое уже никем никогда, во свете неприступном, но по-прежнему с теми же ранами. На руках и ногах Его — следы от гвоздей, и Он не стыдится их перед Отцом Небесным, перед ангелами, перед нами, ибо они неотделимы от Его славы. Из всех знаков пребывания Его среди нас, Он эти захотел сохранить, великолепные знаки Его победы, отпечатки подлинности Его — Бога и человека. Отныне только здесь, и больше нигде, я могу найти и увидеть Бога, только здесь, из этого ребра, копием прободеннаго, открывается Его любовь и исцеление для каждого человека. И святые в самом высоком созерцании Божественной благодати никогда не могут забыть, что они введены в нее Его пришествием в нашем теле. Глубина любви измеряется страданиями и смертью. Как апостол Иоанн Богослов с Божией Матерью у Креста, как разбойник благоразумный, распятый рядом с Господом, стоит апостол Фома в добром, как говорит святая Церковь, неверии перед воскресшим Спасителем. Раньше он, услышав о смерти Лазаря и решив, что пришло время жизнь положить за Господа, говорил: «Пойдем и мы умрем с Ним», — а теперь говорит: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». И это звучит, как исповедание апостола Павла: «Если Христос не воскрес, будем есть и пить, ибо завтра умрем. Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Если это не то же самое тело, которое соткано было во чреве Девы Марии, если не с этим телом сидел Он, утрудившись, у колодца, говоря с самарянкой, если прикосновением не этих рук отверз Он глаза слепому и сердце, погибающее от отчаяния, Марии Магдалины, изгнав из нее семь бесов; если это не то же самое тело, это не мой Господь и не мой Бог. Если это не то же самое тело трепетало от ужаса смерти в Гефсиманском саду и истекало кровью от бичеваний, не побеждает, не может никогда победить жизнь на земле, где она была побеждена. И если это тело мертво, то душа моя — труп. Никогда ни за что, никакому призраку не поверю, это будет другой Христос, лжехристос, антихрист.

Блаженный Августин пишет в своей «Исповеди», что прежде, чем стать христианином, он исследовал все философии, и нашел у языческих мудрецов почти все, что говорит христианство, но ни у кого и нигде он не нашел того, что мы слышим в пасхальную ночь в Евангелии от Иоанна: «Слово стало плотью». Вся ложь от начала мира, в тысячах несогласных друг с другом сект, древних и новых, восточных и западных религий, заполняющих сегодня пустоту неверия, сводится к одному этому различию, и едина в своей ненависти к Фомину неверию. Как древние еретики учили, что сущность Христа была нематериальной, и когда Он ходил, не оставалось отпечатков от Его ног на земле, так сегодняшние лжеучителя претендуют на такую высокую духовность, которая вся устремлена в небо, и не касается нашей грешной земли. Какое значение имеет тело? Главное — дух, и необходимы такой пост и такая аскеза, чтобы прорваться в невидимый мир. Как во времена апостола Павла, они запрещают вступать в брак и вкушать мясо, но слово Божие называет их вчера и сегодня сожженными в совести своей. Если тело не имеет значения, допустимо оправдание какого угодно разврата, и познание глубин жизни должно происходить через познание зла до конца. Так открываются глубины сатанинские Апокалипсиса в новом мышлении, главном всепобеждающем учении ХХI века. В этой лжи — опасность для Церкви, более страшная, чем любое гонение на Церковь. Здесь покушение на самое существо христианской веры, на жизнь всякого человека, душа которого по природе своей христианка. Но если последние времена действительно принадлежат нам, разве не видим мы в сегодняшнем мраке на горизонте зарю восьмого дня? Первые лучи ее коснулись нас в пасхальную ночь предвкушением нового мира, и мы узнали тайну нового человечества, у которого будет новое тело, как у воскресшего Господа, но это при условии, если наши души уподобятся через исполнение заповедей блаженства Его душе. Вся сущность веры — остаться верным той правде и той чистоте, которую Господь открывает в Своей благодати. «Господь мой и Бог мой», — восклицаем мы, не помня себя от радости, и Господь отвечает: «Не будь неверен, но верен».

Как Господь не отделяет славы Своего воскресения от того, что происходит со мною каждый день, так до смерти я должен быть верен, чтобы не допустить никакого греха, никакого разрыва между моею жизнью каждого дня до смерти, между землею, где я тружусь, и новым небом, и новой землею, ибо древнее все миновало.

Протоиерей Александр Шаргунов