Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — октябрь 2009 г.
В одной из своих статей Вы приводите слова святителя Феофана Затворника: «Когда же Царская власть падёт и народы всюду заведут самоуправство (республики, демократии), тогда антихристу действовать будет просторно. Сатане нетрудно будет подготовлять голоса в пользу отречения от Христа, как это показал опыт во время Французской революции.
Некому будет сказать вето властное. Смиренное же заявление веры и слушать не станут». Нетрудно понять мысль святителя Феофана там, где речь идёт о тоталитарном богоборческом государстве. Но демократия — это же не французская и не октябрьская социалистическая революция! Насколько мне известно, сегодня на демократическом Западе — полная свобода веры. Другое дело, что не много находится желающих этой свободой воспользоваться. И в современной России, с большим трудом пытающейся встать на путь демократии, не существует преград ни для какой религии. Сами Президент и Премьер-министр присутствуют на торжественных православных богослужениях. Хотя, если не ошибаюсь, не только на православных.
Но ведь, действительно, мы живём уже не при Царской власти. И гонения от коммунистов претерпели не одни только православные, но и люди других вероисповеданий. А теперь, и это настойчиво подчёркивает нынешняя власть, все в равной степени свободны. Недавняя встреча нашего Президента с руководителями различных религий в России по вопросу о преподавании в школах основ религиозных культур лишний раз подтверждает это. Несмотря на то, что для проповеди христианских ценностей эта свобода как будто позитивна.
А. Вапожанин, г. Санкт-Петербург
В современной России, равняющейся на «развитые общества», власть старательно держится на расстоянии по отношению к религиозным убеждениям своих граждан. Так принято в Америке и Европе. И это не только продукт эпохи или следствие особенного разочарования. Это становится основным принципом современной демократии. Свято место пусто не бывает. И демократия вписывает власть в «пустое место» всякого верования. То, что именуется на Западе «необходимым нигилизмом» государства. Эта пустота — одна из главных характеристик демократии. Только она может быть залогом высшей ценности современного общества — толерантности. Жизненный центр демократического государства — вне какой-либо веры, вне всех вер. Такая неопределённость создаёт возможность перманентного и бесконечного арбитража. Здесь — отсутствие какой-либо веры, но именно благодаря этому, говорят нам демократы, одновременно гарантия всех верований. Здесь нет предпочтений одной веры другой. Демократическая власть — мирская в самом магическом смысле этого слова: власть народа, власть абсолютного большинства. Плюралистическая демократия должна обеспечивать защиту бесчисленных верований без какого-либо предпочтения. Это молчание по поводу веры означает отвержение идеи поддержки какого-либо верования и нейтральное отношение в оценке того, где коренится то или иное верование и его нравственная норма.
Нравственная норма не может быть основана на какой-то одной, непоколебимой вере — будь это Бог, или партия, или народ. Обратите внимание, что все эти понятия поставлены здесь в одном ряду. Нам как бы попутно напоминают, что православная монархия, так же как «строительство коммунизма» или нацизм, вне зависимости от наших взглядов на историю, — дело невозвратного прошлого. Такой «гранитной идеологии» отныне не существует. В живой самоорганизации общества, а не вне её и не выше её должна искать демократия прозаическое основание нравственной нормы. Человек — единственная мера всех вещей. Трагический кризис духовных и нравственных ценностей в этой парадоксальной неопределённости неизбежен. Однако нам обещают, что общественная жизнь, согласно всё регулирующему закону, как это было в Римской империи (lex romana) и как это можно наблюдать в обновлённом и улучшенном виде в сегодняшней демократической Америке и Европе, достигнет когда-нибудь и России. Возможность непрестанного свободного обсуждения во всех областях будет открывать всё новые перспективы усовершенствования гражданского общества. Единственное, что необходимо, — это вера в закон, свободное избрание обществом этого «высшего блага», представляющего юридическую, демократически выработанную нравственную норму. Единственное неверие, которое может представлять угрозу демократии, — это утрата святости закона и права.
Что мы можем ответить на это? Необязательно даже с православной точки зрения? Необязательно даже напоминая о том, как у нас в России исполняются законы? У нормального общества эта неопределённость относительно его нравственных ценностей и общих верований не может не вызывать инстинктивного отвращения. Невозможно не видеть в этой неопределённости не соединение всех, а разделение всех. И пугающую пустоту. Эта пустота обнаруживается в потере ориентиров, в отсутствии способности целостного видения жизни, в убогости нравственных запросов большинства. Потому печаль по утраченному единству, ностальгия по общей вере, отчаянное желание восстановить духовный центр истории продолжают неотступно преследовать людей, несмотря ни на какие посулы демократического глобализма. Это, можно сказать, присутствует в воздухе — как вздох невыразимого сожаления, как желание весны среди никогда не кончающейся зимы.
Да, мир относится с подозрением к коллективным верованиям там, где речь идёт о партии или о том, что «эта нация превыше всего». И одновременно испытывает потребность в вере. Люди мечтают, никогда не достигая осуществления своей мечты, об обществе, которое не будет больше раздираемо на части собственными разделениями, а станет единым организмом. Таково состояние современного смятенного и растерянного мира. Он уже достаточно вкусил коллективных убеждений, ужас недавнего прошлого ещё в памяти человечества. Но, несмотря ни на что, он плачет порой по тому, что есть утраченный смысл. Это смятение — его неизменный жребий, пока небесное подменяется земным.
Подмена небесного земным может быть одновременно вдохновенна и опасна. Эта ностальгия по единству питает тоталитарные проекты сегодняшнего дня, как и вчерашнего. В этом ряду, как неустанно напоминают нам СМИ, находятся международный терроризм, всякого рода экстремизм, крайний национализм, религиозный интегризм, сектантский прозелитизм. И прочие измы, великие и малые. И, наверное, прежде всего глобализм. Среди небывалого хаоса и распада естественна потребность в железной руке. В конце концов эти проекты приведут, как известно, к такому объединению, которое будет явлено в лице антихриста.
Тоталитаризм — отчаянная и противоречивая попытка избавиться от неопределённости, характеризующей наше время. Демократия с неизбежностью приводит к тоталитаризму. Но она учит не только тому, как извлекать уроки из тоталитарных трагедий прошлого века, чтобы лучше противостоять новым нарождающимся тираниям. Демократия непременно ведёт к тому, что мир придаёт всё более относительное значение вере — за счёт возвышения падшего человеческого разума. О, если бы ностальгия, переживаемая миром, помогла ему понять, что означает опасность оставаться только на «рациональном уровне»! Ибо атеизм, как мы постоянно напоминаем, на наших глазах всё чаще переходит в сатанизм. Где только земное, другого пути быть не может.
Вера не должна быть лишь строго личным делом и, как следствие этого, слабо связанной с жизнью других. Уже не раз приходилось говорить, что если все верования равно легитимны, равно гарантированы онтологической пустотой власти, то сам факт веры относителен. Он должен быть отнесён на второй план и а prиorи отмечен отрицательным знаком. Христианская вера, предлагающая идти узким и тесным путём, становится, естественно, чем-то малопривлекательным. В то время как скептицизм — это «благо», гарант общественного мира и свободы. Иными словами, ослабление веры будет всегда предпочтительнее там, где речь идёт о демократическом сосуществовании.
До сих пор не затих шум после явно провокационного письма группы учёных по поводу преподавания «Основ православной культуры» в наших школах. Снова вспыхнули, казалось бы, давно уже решённые споры о взаимоотношениях науки и религии. Но вопрос у меня вот какой: как Вы думаете, после изобретения ядерного, химического и прочих видов оружия массового уничтожения, реально угрожающего существованию человечества, а также в связи с безумными проектами современной генетики, вроде клонирования человека, не будет ли преувеличением говорить о заключении наукой пакта с диаволом?
Игорь Золотайкин, г. Кострома
Наука и религия связаны друг с другом. И эта связь в принципе весьма благотворна для человечества. Но нельзя сказать, что она слишком очевидна сегодня. Невозможно отрицать невероятные блага, которые наука, медицина и техника дали людям. Но также невозможно отрицать то, что существуют побочные воздействия и непредвиденные последствия научных открытий, способные перечеркнуть все эти блага. Невзирая ни на какие давления, противостоя любым популярным, и не только популярным, мнениям, учёные самоотверженно продолжают свои исследования с единственной целью познания «научной истины». Однако оборотная сторона её темна, и она рядом. Открытия и изобретения, даже явно безопасные, могут попасть в руки плохих людей и стать опасными для человечества. Их начинают использовать с максимальной эффективностью как средства распространения смерти. Точно так же власть монополий и манипуляция рынком могут служить выгоде небольшого числа людей и приводить к обнищанию народов. В том, что касается биотехнологий, риск особенно очевиден. Но на самом деле не существует ни одной области науки, которая была бы безопасной. Таким образом, человечество может достигать материальных благ ценой, как Вы говорите, пакта с диаволом.
Позиция христиан по этому вопросу ясна. Но, к сожалению, большинство из них не особенно разбираются в достижениях современной науки и в технологии современных политических манипуляций. Последняя цель науки — овладеть миром, несомненно, для большего блага всех, но только согласно «природной» программе. Не допускается иного определителя, что значит это благо, кроме собственного выбора или, хуже того, собственной прихоти. С этой точки зрения разговор о грехопадении, о реальности радикального зла первородного греха кажется скучным, смешным, чем-то средневековым и совершенно далёким от реальности. Христианская религия истины ставится на одну доску с суеверием астрологии и магии. Но христиане знают, что, подобно оккультизму и магии, наука, освобождающая себя не только от духовных, но и нравственных ориентиров, может завести в очень опасные области, где злая воля проявляется открыто.
Проблема не только в том, чтобы люди знали, что магия и астрология не имеют ничего общего с истиной, а в том, чтобы они не поступали так, как если бы это была истина. Современный мир отказывается даже допустить, что может быть «запрещённое знание» и что оно может быть получено с помощью существ, ищущих нашей конечной гибели. Христианское миро-понимание оказывается совсем не по вкусу нашему времени, в особенности там, где мы приближаемся к «древу познания». Церковь достаточно сдержанно относится к самым великим достижениям в сфере познания материального мира, но её учение не содержит ничего такого, что вызывало бы раздражение и отчаяние у людей науки.
Сотворённая Богом природа обладает безконечными богатствами, и из всех способов познания истины, очевидно, не следует исключать и науку. Существуют области, где только наука может дать нам какое-то понимание того, что происходит. Она помогает нам также осознать, что творение обладает разнообразием более поразительным, чем мы способны представить. И нет никаких оснований утверждать, что с каждым научным открытием мы приближаемся к полноте познания: каждое новое открытие обещает новые неожиданные перспективы. Но поскольку эти достижения могут иметь невероятные практические последствия, существенно важно знать, как мы их употребляем. Если человечество будет делать вид, что «богословские вопросы» для него не существуют, всё может кончиться очень плохо. Когда мы смотрим на мир как на дело случая и как на то, что дано для нашего какого угодно употребления, мы не только теряем из виду главную тайну творения, но и перестаём понимать, что мы есть и какое место мы занимаем в этом мире.
Добавить комментарий