Слово в день памяти священномученика Владимира. Иконы Божией Матери «Утоли моя печали». Святителя Григория Богослова

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня память священномученика Владимира, митрополита Киевского, — первомученика среди новомучеников российских. Это наш престольный праздник, так как один из престолов нашего храма освящен Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в память священномученика Владимира и всех новомучеников и исповедников Российских. Сегодня же праздник иконы Божией Матери «Утоли моя печали», которая прославилась в Замоскворечье, и память святителя Григория Богослова, архиепископа Константинопольского.

Мне хотелось бы сегодня рассказать вам о священномученике Владимире, митрополите Киевском и Галицком, и зачитать часть его жития. Удивительная жизнь этого Святителя от юности была исполнена многих скорбей. В молодости он лишился супруги, а потом и единственного ребенка, и принял монашество. Господь судил ему поприще высокого пастырского служения. Единственный из всех архиереев Русской Православной Церкви, митрополит Владимир последовательно возглавлял главные кафедры: Московскую, Петербургскую, а затем Киевскую, где и принял мученическую кончину.

Особенная скорбь постигла митрополита Владимира на Петербургской Первопрестольной кафедре, где у него случилось непереносимое, непонятное, врагом сплетенное искушение. Воспользовавшись материнской любовью Государыни, святой мученицы Царицы Александры Феодоровны, горячо любившей своего сына наследника Алексея, некоторое очень неприятное влияние на жизнь Императрицы оказывали темные силы в лице Григория Распутина, так называемого «старца». Понимая, какая опасность для монархии, для царского дома и для России может быть в этой ситуации, понимая, что скоро враги России начнут раскачивать лодку общественной и политической жизни страны с тем, чтобы всяческой клеветой на Государя и его семью вызвать смуту в народе, Митрополит мужественно и решительно противостал этому. Он искал объяснения с Императором, но, к сожалению, ему не удалось ничего достигнуть. И тогда, промыслом Божиим, ему надлежало быть переведенным на Киевскую кафедру.

В это время в России была очень сложная политическая обстановка: революция, хаос в общественной и нравственной жизни народа. Хаос, в том числе, и в церковной жизни, во многом напоминающий то, что происходит в Церкви сегодня.

Остановимся только на факте самой мученической кончины митрополита Владимира, когда против него выступили люди как будто бы из самой Церкви: некто архиепископ Алексий, который был в тесных связях с Распутиным. Он пошел на преступную, мятежную деятельность против Митрополита, возбуждая против него недовольство среди монашествующих. В этой напряженной борьбе, превосходящей всякие человеческие силы, проходила молитвенная жизнь Митрополита — его стояние за целостность и единство Русской Православной Церкви.

Вскоре в Киеве началась кровавая гражданская война. Киево-Печерская Лавра была обстреляна пушками и захвачена большевиками. Во время обстрела священномученик Владимир служил в великой лаврской церкви свою последнюю воскресную Божественную Литургию. Он служил ее так, как будто знал, что ему предстоит. Он служил так, как будто совершал уже путь приобщения ко Христу в Его крестных страданиях, в Его Воскресении — то, что каждый раз совершается за Божественной Литургией.

Днем, 25 января по старому стилю, накануне разбоя в монастыре три вооруженных солдата произвели в покоях Митрополита обыск… «Не найдя ничего ценного, — читаем мы, — они взяли золотую медаль из несгораемой кассы. Вечером в Лавру снова явились пятеро вооруженных людей. Один из них, одетый в черную кожаную тужурку, был комиссаром. Они вели себя грубо, развязно. Матрос был пьян и говорил в трапезной: «Нужно сделать что-нибудь особенное и замечательное, небывалое». Потом он сказал: «Пойдем к Митрополиту на чай, поговорим». После этого они все встали и ушли, но через час снова пришли в трапезную и, усевшись, начали высыпать из карманов серебряные деньги, а комиссар-матрос достал еще и золотые часы, и на вопрос товарищей, где это он достал, ответил: «Это мое дело»».

И вот вечером 25 января вся эта компания убийц, войдя в Лавру, спросила одного из монахов: «Где живет Митрополит?» Монах, который узнал бандитов, тем не менее, показал им дом Владыки, и тогда матрос сказал: «Мы его сегодня заберем».

«Будущие убийцы, — читаем далее, — вошли в трапезную, и один из монахов последовал за ними. Грубый изувер-матрос долго ругался и кричал на этого монаха. Потом, начав кощунствовать, спросил его: «Отец, скажи, что у вас в пещерах? Все оттуда вынесем и рассмотрим. Если там ничего не окажется, всех вас перережем». Монах отвечал: «Что я вам буду говорить? Если я вам буду говорить правду, вы все равно не поверите. Теперь ваша власть, пойдите, посмотрите и узнаете правду»».

Мы знаем, что уже в 17ом году безбожники страшно кощунствовали в Лавре. Они резали кинжалами святые мощи в лаврских пещерах, выбрасывали их из гробниц и, надругавшись, ставили святые мощи преподобных на голову. Когда матрос развязно спросил монаха, знает ли он, кто был отец Серафим в Сарове, то монах ответил: «Отец Серафим был вторым лицом после Царя, потому-то Серафим и святой». «Вот и ваш митрополит Владимир будет святой, — сказал матрос и добавил: — Больше вы Митрополита не увидите».

Убийцы пошли к Владыке, чтобы исполнить свой убийственный замысел. «Было половина седьмого вечера. На крыльце митрополичьего дома послышались три резких звонка. В открывшуюся дверь вошли убийцы: пять человек в солдатской форме, а во главе был матрос. Матрос спросил: «Где Владимир — митрополит?» Проходя в келью к Митрополиту, один солдат сказал: «Мы желаем переговорить с ним, мы идем сейчас из трапезной». Владыка вышел к убийцам и спросил: «В чем дело?» Трое убийц увели Владыку в комнату и там оставались с ним наедине некоторое время. У дверей поставили караул».

Из комнаты Митрополита повели в его верхние покои. «Когда Владыка проходил мимо стоящих в стороне епископа Феодора и архимандрита Амвросия, то сказал им: «Вот они хотят уже расстрелять меня. Вот что они со мной сделали», — и при этом развел руками. Следовавший за Владыкой матрос грубо закричал: «Иди, не разговаривай! Кто тебя будет расстреливать? До коменданта пойдешь!» Убийцы повели Митрополита в его спальню, где, заперев за собой двери, оставались с Владыкой двадцать минут». В покоях Владыку пытали, душили цепочкой от креста и глумились над ним. Позднее келейники нашли на полу, в разных местах спальни, разорванную цепочку, шелковый шнурок, ладанку и серебряную нательную икону.

«Через двадцать минут Митрополит, окруженный тремя палачами, вышел из спальни, одетый в рясу, с панагией на груди, в белом клобуке на голове. При выходе на крыльцо к Владыке подошел под благословение его старый келейник Филипп, но матрос оттолкнул его от Митрополита и закричал: «Довольно кровопийцам кланяться! Кланялись, — будет!» Владыка, приблизившись сам к келейнику, благословил его, поцеловал и, пожав руку, сказал: «Прощай, Филипп», — вынул из кармана платок и вытер слезы».

Филипп передавал потом, что Митрополит был спокоен, словно шел на служение Литургии. Забытый и брошенный своею братиею, окруженный палачами и убийцами, ни в чем не повинный, кроткий и смиренный старец митрополит Владимир спокойно шел на казнь. Он шел по дороге в ограде Лавры, осеняя себя крестным знамением в преддверии смерти, и благоговейно напевал тропарь Великой Субботы: «Благообразный Иосиф с Древа снем Пречистое Тело Твое…».

Случайный очевидец убийства Митрополита передал, что к месту расстрела недалеко от лаврских врат Владыку привезли на автомобиле. «Когда убийцы вывели его из автомобиля на площадку, он спросил: «Вы что же, меня хотите расстрелять?» Один из палачей ответил: «А что ж, церемониться с тобой что ли?» Тогда Митрополит попросил у них разрешения помолиться Богу, на что последовал ответ: «Только поскорее». Воздев руки к небу, Владыка молился вслух: «Господи, прости моя согрешения, вольныя и невольныя, и приими дух мой с миром». Потом благословил обеими руками своих убийц и сказал: «Господь вас да простит!»».

И вдруг (как воспринимали это в Лавре), среди гробовой тишины за стеною Лавры послышались ружейные выстрелы: сначала четыре, а через полминуты еще два, и еще. «»Это Владыку расстреливают», — сказал один инок другому. «Для убийства столько выстрелов — слишком много», — заметил подошедший третий инок. После раздавшихся выстрелов забегали по двору Лавры человек 15 матросов с револьверами и фонарями в руках. Один матрос спросил стоявших монахов: «Батюшки, провели Владыку?» «Провели за ворота», — был робкий ответ иноков. Матросы побежали за ворота и минут через двадцать возвратились в обитель. «Нашли Владыку?» — спросил один монах матроса. «Нашли. Так всех вас по одному повыведем!» — отвечал матрос».

Вся обитель спала в эту ночь крепким сном, и никто не чувствовал, что недалеко от Лавры, в луже крови, лежал прах истерзанного, убитого настоятеля и отца Лавры митрополита Владимира. На рассвете шли в Лавру на богомолье женщины, и уже от них братия Лавры узнала, что митрополит Владимир лежит расстрелянный за Лаврой, на маленькой поляне среди крепостных валов. Вот как это описано в житии священномученика Владимира: «Тело убитого Владыки было обнаружено на расстоянии около двухсот с лишним метров от ворот Лавры. Убитый лежал на спине, покрытый шубой. На нем не оказалось панагии, клобучного креста, чулок, сапог с галошами и золотых часов с цепочкой. Медицинским освидетельствованием на теле покойного обнаружены следующие ранения: огнестрельная рана у правой глазной щели; резаная рана волосяных покровов головы с обнажением кожи; колотая рана под правым ухом и четыре колотые раны губы; две огнестрельные раны в области правой ключицы; развороченная рана в области груди, с вскрытием всей грудной полости; колотая рана в поясничной области, с выпадением сальника, и еще две колотые раны груди».

Утром лаврская братия решила перенести тело убиенного Митрополита в Лавру. Для этого архимандрит Анфим, получив от большевиков пропуск, отправился с четырьмя санитарами к месту убийства. Когда он поднимал тело митрополита Владимира, то к нему подбежали около десяти вооруженных солдат и рабочих и стали ругаться и глумиться над расстрелянным, не разрешая уносить тело. «Вы еще хоронить будете его? В ров его бросить! Тут его закопать! Мощи из него сделаете? Это для мощей вы его забираете? — неистово кричали изуверы». Когда понесли тело Владыки, то проходившие мимо благочестивые женщины плакали. «Они молились и говорили: «Страдалец, мученик! Царство ему Небесное!» А убийцы кричали: «Какое ему Царство? Ему место в аду, на самом дне!»».

Мы видим с вами страшную картину поругания и сатанинского торжества. Мы видим сатанинскую свистопляску, когда начинает рушиться Церковь. Как раз в это время при участии Патриарха и духовенства всей Москвы было особое торжественное собрание. И именно в это время священномученик Владимир стал первым мучеником Российской Церкви: тем, кто открыл собою славу Русской Церкви в ее новых испытаниях — славу тысяч убиенных священников и архипастырей, славу миллионов простых верующих людей. Вот это — скорбь Русской Церкви; это — испытание; это — печаль наша; это — наша радость, наша слава.

Когда мы вспоминаем об иконе Божией Матери «Утоли моя печали», то видим, что появление этой иконы было созвучно жизни священномученика Владимира и святителя Григория Богослова.

Икона «Утоли моя печали» прославилась в семнадцатом веке через исцеление одной женщины, которая долго и безнадежно болела. Она не могла уже вставать, все тело ее было в болячках, ноги совершенно не слушались, и она была близка к смерти. Но в молитве ей явилась Божия Матерь и сказала: «Тебя должны привезти в Москву (а она жила далеко от Москвы и плохо передвигалась). В Замоскворечье, в одном из храмов Святителя Николая есть икона Божией Матери, которая называется «Утоли моя печали». Там ты получишь исцеление». Женщину привезли в Москву, нашли этот храм. Она осмотрела все иконы, к которым ее подвозили на коляске, но той иконы нигде не было. Тогда принесли икону, которая хранилась в забвении где-то на колокольне, и когда эта женщина увидела Божию Матерь, изображенную на этой иконе, то закричала: «Она! Она!» Радостно узнавая образ, больная вскочила на ноги и с тех пор могла ходить, хвалить и славить Господа, даровавшего ей исцеление от тяжелой болезни.

После этого икона Божией Матери «Утоли моя печали» прославилась многочисленными чудесами. Множество людей получали от нее утешение, исцеление и помощь, в том числе — в бедствиях, которые касались всего народа. Мы видим, что печаль, которая поразила безнадежно больную женщину, обратилась ей на радость, так же как обратилась на радость всему человечеству печаль Божией Матери, Которой оружие прошло душу, и как обратились на вечную радость страдания священномученика Владимира, когда он шел на смерть, как на служение Божественной Литургии.

Скажем несколько слов и о святителе Григории Богослове, архиепископе Константинопольском, память которого отмечает сегодня Святая Церковь. Если бы мы подробно служили ему службу, то пели бы ирмос «Христос рождается, — славите!..». Такая служба составлена ему в Минее потому, что это его слова. Его же слова звучат и в стихире Пасхальной ночи: «Воскресения день, просветимся, людие! Пасха, Господня Пасха!..»

Святитель Григорий, который действительно богослов, причастен к самым главным Христовым тайнам. Мы знаем, что только три человека во всей Церкви сподобились наименования Богослова. Каждый христианин призван быть богословом. Но только Иоанн Богослов, Григорий Богослов и Симеон Новый Богослов носят это имя. То есть их слово о Боге причастно Богу-Слову: Слову, ставшему плотью. Им даровано было такое приобщение Божественной мудрости, такой дар обрести ум Христов, что Церковь Духом Святым увидела и отметила их именем «Богослов». За великие скорби, которыми была исполнена вся жизнь святителя Григория Богослова, Господь даровал ему свет видения жизни, даровал слово о Боге, о Церкви и о тайне жизни каждого христианина.

В том, что касается страшных испытаний, которым подвергалась тогда Церковь, о них святой Григорий Богослов говорил: «Темно-страшно. Настоящие пастыри изгнаны, корабль церковный плывет в полной темноте и не видно никаких путеводных огней». Сегодня мы услышим то, что говорит святитель Григорий Богослов о подвиге мученичества. Он говорит: «Прославляя память священномучеников, мы не просто участвуем в этом торжестве, мы участвуем в тайне мученичества, которое явили эти святые». Эти слова можно отнести и к священномученику Владимиру Киевскому, который был первым из всех новых мучеников Российских, пострадавших за Господа, и этим страданием открывшим путь к мученичеству всей Церкви.

Как можем мы участвовать в тайне мученичества, о которой говорит святитель Григорий Богослов, сегодня, когда Церковь терзаема новыми страшными испытаниями и когда каждому из нас дается скорбь и печаль? Наше участие должно заключаться именно в том, чтобы мы были способны принимать эти трудные, темные обстоятельства так, как принимали их святые. Так, как священномученик Владимир шел на смерть, идя на нее, как на служение Божественной Литургии. Так, как узнала чудесный образ «Утоли моя печали» женщина, потерявшая способность двигаться и воскликнувшая: «Это Она!» — узнавая присутствие Божией Матери среди всех своих болезней и скорбей. Так, как сам святой Григорий Богослов сподоблялся от Господа дара: среди своих собственных страданий и скорбей быть причастником Пасхи Христовой. Аминь.

Всенощное бдение 6 февраля 1996 года