Первая и главная наша память

Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — апрель 2018 г.

Мы знаем, что для восстановления разрушенных храмов и строительства новых, в том числе «шаговой доступности», Церковь нуждается в материальных средствах. Может ли она обращаться с просьбой о помощи к кому угодно? Нет ли опасности, что это станет искушением для нее? И с созиданием новых церквей будет нанесен урон Церкви — Церкви с большой буквы.

Г.И. Морошкина, г. Москва

После того как в Иуду вошел сатана, Господь говорит ему: «Что делаешь, делай скорее». Но ученики не поняли, что это значит. «А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим». Ученики думают, что ответ Господа Иуде имеет чисто земной смысл. Они отказываются поверить, что приближается событие, которое имеет иное, выходящее за пределы всего измерение. У них свои оценки происходящего, и они судят обо всем со своей колокольни. Они не хотят перейти к большему. Они слышали, что Он сказал Иуде, подав ему хлеб. Но они не веровали, потому что не хотели понять. Они поняли только то, что хотели понять, и потому поняли все превратно. Их мысли — прежде всего о празднике, в котором они видят только радость, а остальное они не слышат. Иуда занимается деньгами, на нем лежит ответственность приобретать необходимое для праздника. И только это занимает их. Не желая слушать то, что говорит Господь, они совершают своего рода предательство, которое скоро станет явным.

Церковь нуждается в деньгах, и нормально, что кто-то в ней ответственен за ее материальные нужды. Но ненормально, когда ученики, только что причастившиеся Святых Таин, всецело сосредоточены на предстоящем празднике и деньгах. Потому они не слышат, что говорит им Господь об Иуде. В их глазах Иуда — лишь олицетворение того, что им нужно. В этот момент они присутствуют в Сионской горнице только телесно, а сердце их далеко отстоит от Господа. Они судят обо всем по плотским и материальным меркам. Не то что они не любят Господа, но они ставят на одну доску любовь ко Господу и свою любовь к земным вещам. Второе оказывается у них на месте первого, и для них это становится нормой. Они думают о том, что им принадлежит, и не знают, что они принадлежат Господу.

Все как будто вполне законно — христианин тоже нуждается в пище, и материальное обеспечение необходимо, чтобы достойно совершать богослужение, особенно праздничное. Требуются средства и для других торжественных мероприятий Церкви. Но они смешивают земную и материальную жизнь Церкви с Церковью, живущей в Господе. По этой причине они совершают еще одно смешение. Есть, оказывается, еще одна важная возможность использования денег — их можно давать нищим. И они хотят посвятить себя сугубым образом этой деятельности. Так на место слова Божия они ставят вопросы нравственности и социального служения. Вследствие этого грубого смешения они перестают понимать суть христианской любви, потому что не видят, что Сам Господь занимает среди них место Нищего. И потому не могут узнавать Господа в нищих. Они понимают материальный смысл милосердия, считая его одним из главных основ христианской деятельности. В этот момент перед ними раскрывается решающее, самое существенное, что было когда-либо в человеческой истории — Страсти Христовы, — но их мысли вне этого. Они заняты заботой о людях в чисто человеческом плане и не обращают внимания на то, что хочет сказать им Господь.

Мы знаем из истории Западной Церкви, что официальные ее представители бывали настолько погружены в вопросы социального служения и собственные проекты обновления христианства, что решающее слово Господа могло пройти мимо них. Господь как бы предупреждает на Тайной Вечери, что бегство в материальную и социально-нравственную область будет постоянным искушением Церкви, ее непослушанием Богу. Только по этой причине может она проходить мимо слова Господня. Все наши заботы должны умолкнуть, как только начинает говорить Господь. Церковь, если она истинна, желает слышать слово Господне. Она даже просит и молит Господа об этом даре. Но когда это слово звучит, она порой не слушает его, потому что больше интересуется кошельком Иуды, чем его предательством.

Почему в молитве к Божией Матери, завершающей наше утреннее правило, мы просим прежде всего об избавлении от двух самых страшных зол — уныния и забвения? Почему вслед за грехом уныния, в котором, как Вы часто в своих ответах повторяете, тьма всех грехов вместе взятых, Церковь называет грех забвения?

К.А. Холодов, г. Петрозаводск

Самый главный грех, уныние — то, что абсолютно противоположно радости вечного пребывания с Богом, вечной Пасхе, для которой создан человек, — происходит от забвения тайны нашего творения по образу Божию и победы Христовой, совершенной над грехом, смертью и диаволом.

Во время чтения на Утрени Великой Пятницы двенадцати Страстных Евангелий мы прежде всего слышим беседу Господа на Тайной Вечери со Своими учениками о Духе Святом. Христос уходит, и Он говорит Своим, видя, какой печалью исполнились их сердца, что Он вернется.

Как вернется? В том же виде, как человек, состоящий из плоти и крови, каким Он явился в истории? Нет, Христос возвещает об ином Своем присутствии с нами — в Духе Святом. Он называет Его именем, которое может удивить нас: «Утешитель». Почему мы будем нуждаться в Утешителе или, можно по-другому перевести, — в Защитнике, в Заступнике? От чего надо будет защищать нас?

Ответ дан нам в Евангелии, как и в молитве к Божией Матери, о которой Вы говорите, — от забвения. В этом — одно из существенных действий Духа Святого: «Он напомнит вам». Он будет вашим воспоминанием, Он станет вашей памятью. «Помни, Израиль! Не забывай то, что видели твои глаза, не допусти ни на один день твоей жизни уйти этому из твоего сердца». Все века и неисчерпаемая память богоизбранного народа утверждаются на этом слове: «Помни!»

Будем остерегаться забвения. Все, что в нашей духовной жизни может быть разрушительным, — вспомним и покаемся. Сомнение, угрюмость, теплохладность, отчаяние — это забвение. Мы теряем память о благодати, которую дал нам Бог. Мы позволяем увянуть в забвении те счастливые, ни с чем не сравнимые моменты, когда вера и любовь горели в наших сердцах, и теряем вкус к молитве. Если наша вера ослабевает — память может ее оживить. Память истории богоизбранного народа, которой мы, ее наследники, входим в Великий пост, память истории Церкви — от книги Деяний святых апостолов до мартирологов XX века, — которая рождает нас к жизни веры и надежды нового творения. Память сильных переживаний во время торжественных праздников, когда храм едва вмещает молящихся, или во время тихих будничных богослужений, или уединенной молитвы среди природы, или чтения слова Божия в ночной тиши, — все это тоже связано с единой историей Церкви, соединяющей нас с первыми Христовыми учениками.

Как можем забыть это мы, христиане, бодрствующие на страже памяти Воскресения Христова, которая крепче смерти в течение более двадцати веков? Это наша первая и главная память, она собирает нас здесь каждое воскресенье, она как печать всего, что невозможно никогда забыть.

Мы собираемся в храме, чтобы не допустить в этом мире ослабления нашей жизни веры и любви. Быть едиными в причастии значит быть способными нести других, если мы утешены благодатью, и быть несомыми другими, если теплохладность и уныние борют нас.

Мы нуждаемся в том, чтобы кто-то, и этот кто-то не меньше чем Сам Бог, не давал нам забыть. Иногда Христос обличал Своих: «О, несмысленные и косные сердцем!» И здесь Он как будто снова говорит нам: «О, беспамятные!» Дети с трудом ожидают то, что будет, но очень быстро вспоминают слова и события. Старые люди, проходя через испытание старости, нередко теряют память. Народы, теряющие свои корни и свою культуру, рискуют стать народами без памяти. В сердце евхаристического приношения запечатлены неизгладимо эти слова верности: «Сие творите в Мое воспоминание».

И если церковные правила требуют нашего участия в Божественной литургии каждое воскресение, это потому что ее двухтысячелетний опыт дал ей знать, что без передачи верности, без расставленных вех, без обрядов, без непрерывающегося ритма жизни к нам всегда приходит забвение. Мы забываем. Забывать — это в нашем естестве, если мы не принимаем необходимых мер. Вот почему в течение веков люди устанавливают памятники, возводят надгробья, организуют музеи, библиотеки и архивы. Наша память так слаба, что без писания, без обтесанного камня, без изображения, без всех искусств мы стали бы как песчаные побережья — гладкие и бесплодные.

В нашей духовной жизни происходит то же самое: мы молимся охотно, чтобы просить, но без памяти о полученной благодати, как родится молитва хвалы и благодарения? Забвение — таков наш первый и великий грех. Столь великий, что мы забываем обвинить себя в нем. А от забвения до неблагодарности — один только шаг.

Список того, что мы забываем, может быть бесконечным. Кто защитит нас от забвения? Кто защитит нас от самих себя? Ответ — в слове Христовом, которое Он произносит на Тайной Вечери.

Дух Святой, Утешитель, Заступник, Он напомнит вам. Мы молимся Отцу Небесному: «Отче наш». Сына Божия мы меньше всего забываем, благодаря Евангелию, таинствам, тайне Его Воплощения, действующей в святых, а с обращением к Духу Святому мы начинаем все наши молитвы, начиная с Пятидесятницы. Но насколько глубоко, неформально это обращение? Постараемся не забыть призывать Духа, Защитника нашей памяти, чтобы Он сохранил нас от забвения, то есть от наших слишком многих неблагодарностей — от неблагодарности, которая не дает нам благодати участвовать в таинстве благодарения, в Евхаристии, быть с апостолами на Тайной Вечери и со всеми святыми. Принадлежать поистине Церкви Христовой.

Протоиерей Александр Шаргунов