Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — январь — февраль 2021 г.

В Евангелии сказано о Божией Матери: «Она родила Сына Своего первенца» (Мф. 1, 25) Что значит «первенца»? Разве не исповедует Церковь, что Божия Матерь «прежде Рождества и по Рождестве Дева»? И это значит, что у Нее не могло быть других детей. А те, кого в Евангелии называют братьями Господа по плоти, были сыновьями святого праведного Иосифа Обручника.

Г.И. Астахова, г. Клин

Прежде всего напомним, что «первенцем» в Ветхом Завете называли перворожденного, даже если после него не было других детей. Но смысл этого слова в Евангелии несравненно глубже.

Пречистая Приснодева стала Матерью всех людей с того часа, как Она вольно приняла дар быть Матерью Спасителя — Перворожденного, Первенца, как сказано в Евангелии. Ее Материнство превосходит обычное человеческое материнство, ибо дав телесную жизнь Христу, Главе таинственного Тела, Которое есть Церковь, Она дала духовное рождение всем членам этого Тела, всем нам. Мы исповедуем, что Христос — источник всякой духовной жизни. Нося в Себе Жизнь, Она стала Матерью всех живущих, особенным образом всех верных.

Когда Ее Сына пригвоздили к древу Креста, Она стояла у Креста с апостолом Иоанном Богословом, возлюбленным учеником Господа и некоторыми святыми женами. Господь обратился тогда к Своей Матери со словами, которые превосходят всякое разумение и которые всегда будут в сокровенной жизни каждого человека: «Жено! — сказал Он Пречистой Деве, — се, Сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя!» (Ин. 19, 26—27). С трепетом и изумлением мы видим, что Христос забывает в этот час о Себе, о Своих страданиях, о Своей оставленности, вся Его любовь обращена к Его Матери. Он не хочет, чтобы Она осталась одна. Скорбь Пречистой становится также Его скорбью. А Матери Божией дано видеть, как Он простирает на Кресте Свои руки за всех людей — за добрых и злых, и даже за ожесточившихся в грехе.

В этот час апостол Иоанн Богослов представляет собой всех людей. Господь дает нам Свою Матерь, чтобы Она стала нашей Матерью. Он смотрит на каждого из нас и говорит: «Се, Матерь твоя!» — люби Ее, будь послушен Ей, прибегай к Ней во всех нуждах, да не будет для тебя бесплодным этот бесценный дар. В этот час, когда Господь завершил дело нашего Искупления, Божия Матерь была сокровенно единой с Его принесением Себя ради нашего спасения. Более непосредственно и более глубоко чем когда-либо. Духовное материнство Приснодевы было подтверждено Самим Христом на Кресте: «Се, сын Твой». Это второе Рождество. Пречистая Дева родила в Вифлееме Своего Первенца — первого Сына без всякой болезни. Теперь Она рождает Своего второго сына в скорбях Креста. Теперь Она терпит болезни рождения не только ради апостола Иоанна, но ради миллионов других детей, которые будут называть Ее Матерью в течение всех веков.

Теперь мы понимаем, почему в Евангелии сказано, что «Она родила Сына Своего первенца» (Мф. 1, 25) — не в том смысле, что у Нее были другие дети по плоти, но потому что Она должна будет родить других детей благодатью Христова Креста и кровью Своего сердца. Она претерпела искупительную скорбь Своего Сына, исполненную плодоношения, и в этом смысле была едина с жертвой Своего Сына. Мы отдаем отчет, что Ее материнство ради нас было совершенно иного порядка, чем материнство матерей на земле, и безмерно высшее по сравнению с ним, ибо Она рождает нас в жизнь, безмерно превосходящую земную жизнь.

«Се, сын Твой». От этих слов Спасителя возросла в Ней любовь, материнская любовь к нам. Подобно тому как в сердце апостола Иоанна возросла глубочайшая, исполненная благоговения сыновняя любовь к Божией Матери. В этих словах — основание нашего глубочайшего почитания Пресвятой Богородицы.

Сегодня мы должны спросить себя, какое место занимает Божия Матерь в нашей жизни. Принимаем ли мы Ее, как возлюбленный ученик Христов, или оставляем Ее? Часто ли прибегаем к Ней в наших нуждах как к нашей Матери? Не добавляем ли своими нераскаянными грехами скорби, которые пронзили у Креста Ее пречистую душу?

Один мой знакомый священник рассказывал мне, что после рукоположения — это было лет сорок назад — епископ сказал ему: «Обрати внимание на свои проповеди. Постарайся ни о чем, кроме как о любви, не говорить». Наставление епископа только что рукоположенному священнику понятно. Потому что любовь — это все. Это Бог, это Церковь, это жизнь каждого верующего человека в Церкви. Кажется, нет ничего более легкого, чем говорить о любви. Но на самом деле нет ничего более трудного. И нет ничего более страшного, чем профанация самого святого. Достаточно посмотреть, какому буквально диавольскому искажению предается это святое слово в современном мире. А известный русский богослов, принявший мученическую смерть в Соловках, так писал об этой опасности в Церкви: «Любовь, любовь, любовь… Все, что угодно, только не любовь, а манная каша». Что же делать? Очевидно, все заключается в том, насколько правдиво наше слово?

В.Л. Терентьев, г. Москва

«Иди, и ты поступай так же», — так заканчивается известная притча о милосердном самарянине. Эти слова перекликаются с не менее известными словами Господа, в которых дается определение христианина: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 35). Иначе говоря, в обоих случаях единственное, что делает нас заслуживающими доверия, — это образ нашей любви. Из этого можно сделать, по крайней мере, два вывода. Первый — то, что эти слова — откровение. Они куплены дорогой ценой. И они не являются внешними по отношению к человеческой жизни. Напротив, оно обнажает ее суть. Любовь одновременно уже присутствует в нашей жизни, но ее возможности еще должны быть раскрыты. Ибо чтобы положиться целиком на любовь других — недостаточно одного непосредственного порыва. На самом деле мы находимся еще за тридевять земель от этого таинственного явления, называемого любовью. Оно внешне по отношению к нам. Но сам смысл слова «откровение» означает, что любовь может нам открыться. В случае с милосердным самарянином, тот, кто обнажен и избит, открывает в нем сострадание. Христианское откровение есть не что иное, как откровение о возможности победоносной любви, по дару Христа присутствующей в человеке.

Второй вывод — то, что только практические дела любви могут дать нам жизнь. «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное», — говорит Христос (Мф. 7, 21). Любовь — одновременна с верой, а не есть следствие веры. Любовь включает в себя веру в любимого человека. А вера включает в себя любовь к нему. В этом едином акте веры-любви мы представляем бесконечно больше, чем просто самих себя. Христос возвещает нам эту невероятную тайну: делая добро во имя Его, христиане являют Его присутствие в мире. Почему? Потому что Он Сам, посланный Отцом, являет присутствие Отца — так что всякий, кто принимает Сына, принимает Отца. Кто не узнает в евангельской притче о милосердном самарянине в распростертом у дороги полумертвом человеке образ Самого Христа?

Жизнь полна подобных ситуаций. «Откройте мне дверь, ради Бога!» — этот путник, выбившийся из сил, или просто человек, пребывающий в предельном отчаянии, знает, что может тронуть наши сердца. Когда он уже не может рассчитывать на нашу доброту, Сам Бог восполнит ее. «Ради Бога!» — это значит: «Дай мне, даже если ты знаешь, что я не верну тебе». Чем особенно потрясает нас эта история — там, где как будто нет воздаяния? Тем, что если я совершаю дело любви ради Бога, я освобождаю другого от всякого долга, от всякой зависимости по отношению ко мне. Он должен только Богу, и ничего не должен мне. Он свободен. Потому что худшее, что мы можем сделать — и часто бессознательно — заключить другого в тюрьму нашим даром во имя признательности, которая должна непременно последовать. «В конце концов, после всего, что я сделал для тебя!» — кому не известен этот молчаливый или произнесенный вслух упрек?

Отправить долг на счет Бога, значит явить доверие Богу, и напомнить нашему должнику, что ему лучше жить под взором Бога, чем под нашим, всегда несколько узким и подозрительным. Свобода давать, ничего не ожидая! Милосердие евангельского самарянина идет до того, чтобы заранее заплатить все будущие долги. Свобода отдавать себя всем другим без исключения — это то, что Христос совершил в предельной мере, отдавая Себя в делах и словах всякому человеку, всем.

Мы любим Того, Кто нас создал и воссоздает без конца. Мы признательны Его силе, но не как промыслительному механистическому предопределению на все времена, а как постоянной, всегда непредвиденной свободе Того, Кто любит, обращаясь к свободе другого, способного воздавать и любить. Несмотря на все наши поражения, на стремление обладать, без конца отвергаемое Богом, мы будем узнаваемы всеми по нашей любви, которая знает, что есть только одна подлинная свобода — свобода чад Божиих.

Протоиерей Александр Шаргунов