Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — ноябрь 2015 г.

Часто можно слышать: «Что вы нам все время указываете на Евангелие? Оно написано уже более двух тысяч лет назад. Это было когда-то, теперь другое время. Теперь другая культура, другие люди с другими взглядами. Человечество шагнуло далеко вперед». Понятна поверхностность и убожество таких суждений. Но все-таки хочу задать вопрос. О том, какой должна быть сегодня проповедь Церкви, стоящей на «недвижимом камне» и свято хранящей благодать и красоту древних богослужений.

Н.А. Грачева, г. Тамбов

Наша верность — вера предполагает верность — обретает себя не только хранением в неповрежденности и чистоте всего, что мы приняли в Церкви. Она больше этого. Она находит свое равновесие, свою безопасность, свою цель не в священной и опасливой гарантии неподвижности, защищенной от истории, но в осмысленном участии в том, что совершается в истории, нервным центром которой является Христос — в Нем сходятся все события истории. Проходят века, исчезают и видоизменяются цивилизации и культуры. Посмотрите на то, что остается, — это Христос, пришедший к нам раз и навсегда. В Духе Святом Его обожествляющее нас Слово — постоянное свидетельство в Церкви святых, которой Он глава.

Это слово — не принятие обветшавших текстов, которые специалисты, именуемые экзегетами, расшифровывают для вас путем научных исследований. Слово Божие говорит сегодня, в новом прочтении, всегда о самом актуальном, при содействии Святого Духа, всегда действующего в развивающемся мире. Здесь — узел верности и движения. Парадоксальным образом именно новизна подтверждает подлинность Откровения. Чтобы защитить то, во что всегда веровали, необходимо говорить это по-новому. Одно повторение прежних слов не обеспечивает верной их передачи.

У меня вопрос о строительстве храмов «шаговой доступности». О том, почему мы периодически сталкиваемся с «народным» сопротивлением этому строительству. Понятно, что оно демагогически искусно организуется так называемой «пятой колонной». Людям объясняют, что им нужны детские сады, ясли и т.д. Как правило, объясняют те, кто до этого больше всех участвовал в разрушении детских садов. Но дело ведь не только в этих откровенных врагах православия и бесстыдных русофобах. Вы сами писали в одной из своих книг, что не такие были у нас когда-то храмы, и все рассыпал Господь, потому что они не были востребованы должным образом. Дело, наверное, не просто в строительстве храмов, а в строительстве Церкви?

Ирина Богданова, г. Москва

Наши современники не привыкли к строительству храмов. Они привыкли, по крайней мере, к их разрушению. Когда они были молодыми, им не передали нашу веру и нашу надежду. И нас, православных христиан, не научили быть свидетелями в среде тех, кто не знает Бога или живет большей частью так, как если бы Бога не было.

Что делать? Как вести себя, чтобы стать строителями Церкви здесь и сегодня? Чтобы трудиться над строительством Церкви, требуется прежде всего верить во Христа. И эта вера не просто одним умом принятое благовестие Христа и богооткровенных истин. Она больше, чем это. Она — единство с Самим Христом. Она — сокровенное общение с Ним. Так было в первые апостольские времена, и так всегда. Кто пребывает во Христе, тот делает много для Церкви. Своим пребыванием во Христе он приводит к Церкви других. Прежде всего, мы должны любить друг друга, как Христос заповедал нам. Очевидное противоречие, когда есть желание строить Церковь и не иметь любви друг ко другу. Разве Церковь не есть место, где люди, приходящие отовсюду, с разными достоинствами и разными недостатками — соединяются и встречают братьев и сестер, не на словах только (что никогда не бывает сложно), но на деле? Всякий раз, когда растет и развивается любовь между ними — это конкретная любовь в принятии другого, в понимании другого, в прощении другого, — одновременно с этим Церковь растет и развивается.

И еще одно условие — не страшиться рисковать. Быть всегда готовым решительно выступить против оскорбителей наших святынь, мужественно отстаивать достоинство человека там, где происходит его нравственное и духовное поругание. Так что те, кому непереносимо обессмысливание жизни, могли обратить свой взор к Церкви. Итак, мы должны быть едиными со Христом, любить других и иногда неизбежно рисковать.

И теперь мы должны спросить себя, являемся ли мы добрыми строителями Церкви среди этого мира? «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга». «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13, 34—35). Условие успешной проповеди Церкви — взаимная любовь христиан друг ко другу. Это то, что мы должны передать миру, погибающему от нелюбви и равнодушия. Ничто не заменит ее. Речь идет не просто о том, чтобы построить храм (как архитектурное сооружение), но о том, чтобы созидать Тело Христово любовью. Церковь может быть без церквей (так было во многих местах в годы гонений), но она не может быть без христианской любви.

Апостол Иаков говорит, что подлинное благочестие состоит в том, «чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира» (Иак. 1, 27). Есть ли что более актуальное? Любовь христианина — это не чувство, не естественная симпатия, но крестное послушание Богу в служении (и через служение) ближним.

Преподобный Силуан Афонский говорит: «Одно дело верить в Бога, а другое — знать Его». И я от многих верующих слышала: главное в духовной жизни — это лично встретить Бога. А мне так не было дано этого. И думаю, что не только мне, а значительной части из тех, кто ходит в Церковь. Но ведь мы же не святые!

А.Н. Новикова, г. Череповец

Почему у нас нет личных связей с Богом? Потому что нам недостает верности. Мы не должны забывать, что все наши поступки, все наши мысли открыты непосредственно Богу, нет у них никакого покрова. И самое незначительное, что мы делаем, относится к Нему. Кто имеет мужество быть верным, непременно узнает лично Бога.

Жизнь кончается — «конец приближается». Не так мне надо бы, не так! Я старался, как мог, и Бог не раз утешал меня Своей благодатью. Но сколько сделано ошибок! И ничего нельзя вернуть, и ничего нельзя исправить. Как точно поэт выразил это состояние непоправимости: «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю». Может быть, для поэта это и нормально, но я-то, открою Вам секрет, всю жизнь при храме — прислуживаю в алтаре.

И.В. Щербаков, г. Саранск

Эта неудовлетворенность собой и эта печаль о том, что нет должного служения Богу, — большее служение Ему, чем все наши дела, совершенные ради Него, и чем все утешения, принятые от Него.

«Сколько раз в жизни я был на краю гибели и непонятным образом оставался живым и невредимым!» От многих мне приходилось такое слышать. И многие говорят, и я вместе с ними повторяю: неужели это случайность? Для чего Бог продлевает мне жизнь? Наверное, не для того, чтобы я оставался таким, как есть — «ни холодным, ни горячим»? А для того, чтобы дать мне возможность принести настоящее покаяние?

Г.А. Власов, г. Армавир

Мы всегда подобны людям, которые были перенесены во время сна над смертельно опасной бездной. Мы уже были погибшими, без надежды на спасение. И если мы не погибли, то это только благодаря «случаю» благодати — невообразимо спасающей нас всегда. И всегда ведущей нас к вечному спасению, к жизни с Богом.

Часто встречаются люди, которым, кажется, уже никогда не выбраться из порочного круга жизни. И точно так же сплошь и рядом видишь ситуации, по правде говоря, совершенно безнадежные.

З.А. Мухина, г. Химки

Да, мир, как мы знаем, лежит во зле. И мы призваны зорко видеть все проявления зла, чтобы давать объективную оценку происходящему. А главное — не пораниться этим злом. Но парадоксальным образом только тот, кто умеет закрыть глаза на множество вещей, видит всю картину целиком. Это тайна Креста Христова и нашей надежды.

Еще раз хочу спросить, почему уныние считается худшим из всех грехов? Мне кажется, есть грехи пострашнее.

А.И. Попова, г. Калининград

В унынии, говорят святые отцы, тьма всех грехов, вместе взятых. Потому что уныние — это отсутствие покаяния и даже отвержение его. Уныние, отчаяние — черная неблагодарность, грубость перед лицом многомилостивого и долготерпеливого Бога.

«Ваш Христос — не наш Христос», — приводите Вы в своей книге «Культура и антикультура» замечательное высказывание К. Победоносцева о христианстве Льва Толстого. Эти слова поистине пророческие. Сегодня в западном мире, помимо откровенного и даже воинствующего отказа от христианства, набирает все большую силу так называемое «идеологизированное христианство». Нет сомнения, что оно проникает, и все более будет проникать к нам. В чем его суть и опасность?

В. Ковалев, г. Одинцово

У нас под «идеологизированным христианством» в либеральной среде обычно понимают направление, которое использует христианскую религию в целях утверждения «государственного патриотизма». Это определение справедливо, когда земные ценности главенствуют над духовными, и религия подменяется идеологией. Но сами либералы при этом, как правило, выступают не только против временных, но вечных ценностей. Под предлогом ложно понимаемой «христианской любви» они уничтожают и человеческую, и Божественную правду.

Новое «идеологизированное христианство», как и антихристианство, не удовлетворяется расчеловечиванием человека. Христианин становится в нем меньше человека. Это всеобщее благоволение и всеохватывающий экуменизм, которому мы приобщаемся, — на самом деле растворение в идеологии человеческого сознания, нравственного чувства и обыкновенного мужества. Такое «идеологизированное христианство» готово сегодня все простить другим. Помнится, как некие защитники богохульной выставки «Осторожно, религия!» из якобы церковной среды призывали нас простить кощунников, которым и в голову не приходило покаяться: «Ведь вы же христиане!» А критикует такое христианство только собственную веру, собственную Церковь. Мы видим, что можно использовать христианский словарь, лишенный христианского содержания. Можно говорить о христианстве и ссылаться на Евангелие, но эти ссылки лишены своего смысла. Мы можем понять, до какой степени такой подход далек от Евангелия, как оживают в нем все старые враги Церкви — гностики, маркиане, манихеи и прочие еретики. И мы можем видеть, до какой степени идеология — карикатура христианской веры, в особенности Церкви. Говоря словами святого апостола Иуды, они «превращают» веру, и прежде всего учение о Церкви. Реально это приводит к попытке маргинализировать ее. Но при крещении христианин именуется воином Христовым, и его вера — не только внутренние ценности, но то, что должно осуществляться в жизни. Из этого прекрасного принципа идеология заключает, что принадлежность Церкви определяется не Символом веры, не таинствами, не заповедями Божиими, но приверженностью идеям, разделяемым определенной средой. Это нередко заканчивается отрицанием веры, и уже излишним становится вопрос о передаче людям христианского учения.

Идеология предлагает ложную идею человека, ложную идею Церкви, потому что она строится на ложном учении о Христе. Откуда идет это искажение? Все подобные учения, которые мы наблюдаем сегодня, — следствие соединения христианства с романтическими представлениями о нем. Их Христос, Христос, на Которого они ссылаются, сознательно или бессознательно, — не Христос евангельского откровения, но Христос романтический, служащий вкусу дня, моде дня. Одни соединяют Его с «научным» гностицизмом, другие «одухотворяют» Его своим идеалистическим воображением (вариант Гегеля или Достоевского). Хуже всего, что вместо того, чтобы быть осознанным и выведенным на чистую воду, это идеологическое искажение принимается за углубление «разумной» веры.

Ибо «романтический Христос» представляется более широким, чем Христос Евангелия: одновременно более человечным и более Божественным. Он более подходит для большинства людей, говорят нам, в зависимости от их выбора (психологического или интеллектуального). Снова и снова совершается эта подмена — идеология вместо веры. Христос святоотеческой мысли, традиционной христианской веры по существу упраздняется: Он уже не Бог и человек «без слияния и разделения», Он не есть Тот, Кто совершенно Иной, в смирении плоти. Он становится образом и символом отпавшего от Бога человечества. Такой Христос не рискует быть ни соблазном для иудеев, ни безумием для язычников. А для христиан Он не рискует стать «силой Божией и премудростью Божией» (1 Кор. 1, 24). Так мир возвращается к самым древним ересям. Этот новый Христос ничем не отличается от Христа нечестивого Ария, которого святитель Николай заушил на Первом Вселенском Соборе.

Протоиерей Александр Шаргунов