Судьба царя — судьба России

В издательстве «Отчий дом» только что вышла большая основательная книга «Царь и Россия». В ней — размышления русских публицистов, государственных и военных деятелей, опубликованных в Русском Зарубежье в 1920—1950 годах, а также известных священнослужителей, например, святителя Тихона, патриарха Московского, святого Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского — о государе императоре Николае II. Цель этой книги — разоблачить ложь о государе и его семье, мифы, созданные на основе сплетен и клеветнических измышлений в начале 20 века, которые распространены среди многих людей и сейчас. Несмотря на прославление наших мучеников Церковью.

Снова напомним о готовящемся к показу фильме «Матильда». Грязный фильм приурочен к 100-летию октябрьского переворота. Он напичкан лживой пропагандой, глумлением над русской историей, русскими святыми, православной верой. Расчет известный: чем чудовищнее ложь, тем легче в нее поверят. Неужели миллионы русских людей безропотно проглотят эту мерзость, не попытавшись ее остановить? Неужели и мы, православные христиане, не можем ничего сделать? Как будто мы живем не в своей стране. Вспоминается другая замечательная книга, изданная в свое время в Русской Зарубежной Церкви: «Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных» — свидетельства очевидцев. Свидетельство всегда ценно, тем более, если оно — свидетельство любящих людей, которые были верны до конца и были готовы пойти на мученичество.

Как тогда, с одной стороны, были «измена, трусость и обман», а с другой — преданность до смерти, так и теперь. Обычно о людях бывают разноречивые свидетельства. Здесь много свидетельств, и они совпадают. И это очень важно, потому что много клевет было на царя. Клевета — страшная вещь. «Избави мя от клеветы человеческия, — говорит псалом, — и сохраню заповеди Твоя». Диавол — клеветник. Сам диавол и все слуги его участвовали в этой работе. Как «раскручивали» накануне революции тогдашние СМИ тему Распутина, как старались царя в народе дискредитировать и как стараются до сегодняшнего дня!

Эти книги — как пощечина клеветникам. Клеветники должны замолкнуть раз и навсегда. Правда торжествует.

Поразительно, как свидетельства-воспоминания согласуются со свидетельствами чудес, явленных Богом людям, которые никогда не видели, и не могли видеть царя и его семью. И это, может быть, самое большое чудо, потому что события говорят сами за себя. И никакие чудеса не в состоянии лучше передать истину в сравнении с потрясающим значением фактов.

В воспоминаниях верноподанных — в свое время это был материал для канонизации, — почти нет никаких чудес в обычном понимании слова, но в них есть нечто иное. Они сообщают нам очень важную истину о том, что внешность царя была необманчива. Облик царя и всех царственных страстотерпцев вырисовывается здесь таким, каким мы его знали по фотографиям и портретам. Я помню, какое впечатление произвели на меня фотографии царя, когда я впервые его увидел. Я понял, что это человек высшего порядка. В нем есть что-то такое хорошее, как бы природное, как воздух, как вода, благодатно-спокойное, именно оттого что он — царь, что он дан, что он как стихия. Он как бы независим от нас данным ему от Бога даром, и в то же время близкий, родной, как будто я всегда его знал. Позже я понял, что так мы воспринимаем Самого Христа и всех Его святых. Он — человек, Богом отмеченный, и в нем удивительная естественность. Таким и должен быть царь. Царь как будто приближен к Богу, он между своими подданными и Богом. У него лицо человека, который знает самое главное, и потому исполнен покоя. Такой покой в нем, что на него можно положиться, и мы пред ним как дети. Многие наши интуитивные мысли находят подтверждение, начиная от описания бытовых мелочей и кончая крупными событиями.

Святость обретает плоть. Святые — это не значит безгрешные, без недостатков. Перед нами люди со всеми особенностями их характеров, со всеми искушениями. Но откуда это сокровенное признание: «знакомство с этими людьми составляет величайшее счастье моей жизни», «я благодарю Бога, что Он послал мне таких друзей»? Их семья очаровывала тех, кто приближался к ней и понимал, что это за явление. Благоговение перед этой семьей было естественным — как перед существами высшего порядка.

Итак, первое, что бросается в глаза, — это были люди, предназначенные к высочайшему подвигу с самого своего рождения. В них — избранничество от Бога с младенчества, как это было у святителя Николая, у преподобного Сергия, возгласившего во чреве матери, у преподобного Серафима. Когда супруга Александра II Мария Александровна приехала в Дармштадт, принцесса Алиса Гессенская показала всех детей, в том числе грудного младенца Алису, будущую Императрицу. И тогда Императрица Мария Александровна сказала своей фрейлине по-французски: «Вот ваша будущая Императрица». В контексте повествования это воспринимается не как предсказание, что ребенок будет особым образом облагодатствован земной судьбой, а как указание на христианское служение, которое ему предназначено свыше. С той же мыслью апостол Павел говорит: «кто епископства желает, доброго дела желает» (1 Тим. 3, 1), имея в виду каждодневную готовность к принятию мученичества.

В чем же еще удивительный подвиг царственных страстотерпцев? Это было время, когда в высшем обществе России началось разложение, которое все более захватывало и низшие слои. А они, находясь на самом верху Российской жизни, являли образец, именно образец противоположного — в своем личном христианском и общественном служении.

Это были люди необыкновенные, еще до своего мученичества — вот что мы снова и снова должны подчеркнуть. Не так, как сегодня некоторые видят их святость только в мученичестве, говоря, что прежняя их жизнь не дает никаких оснований для прославления. Мы можем проследить, как постепенно вызревает подвиг страстотерпчества и мученичества. Таков духовный закон: праведность всегда вызывает вражду у тех, чьи дела злы. «Не дивитесь, братия мои, если мир ненавидит вас», — говорит апостол любви Иоанн Богослов. Причина заключается в том, что добрый человек — обличение злому. Даже если он ни слова не говорит, его жизнь является молчаливым выявлением тьмы беззаконных. В книге Премудрости Соломона ярко выражено это отношение злых людей к доброму человеку: «Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим. Он пред нами — обличение помыслов наших. Тяжело нам смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его. Он удаляется от путей наших как от нечистот, ублажает кончину праведных и тщеславно называет отцом своим Бога. Увидим, истинны ли слова его и испытаем, какой будет исход его. Испытаем его оскорблением и мучением, дабы узнать смирение его и видеть незлобие его, осудим его на беззаконную смерть, ибо по словам его о нем попечение будет» (Прем. 2, 12—26).

Именно эта глубина жизни и мученического подвига государя должна быть положена в основание составителями его жития: где бы ни находился христианин, даже если он не говорит ни слова, он действует как совесть общества, и по этой причине мир будет ненавидеть его. Ненависть мира к христианину — один из главных феноменов судьбы царя, и он объясняется тем, что люди от мира видят в христианине осуждения себя. Они видят в христианине то, чем они сами не являются, и чем, (в глубине сердца они знают это) они должны быть. И оттого что они не хотят покаяться, не желают меняться, они стараются уничтожить человека, который напоминает им об их потерянном добре и мешает им жить спокойно и свободно.

Следует отметить еще одну существенную черту: для Николая II не было разницы между исполнением личного христианского долга и служением государя. Он не просто христианин — он православный царь, помазанник Божий, и власть, основанная на христианских принципах, имеющая благодатную помощь свыше, более всего ненавистна злу, потому что она постоянно ставит пределы его вольному греховному развитию. Мир не остановится ни перед чем, чтобы устранить это препятствие.

Слово «мир» в православной аскетике означает совокупность страстей, но это также — человеческое общество, организующее себя без Бога. Мы видим, что зло не только делается все более наглым и открытым, оно становится все более организованным, и это есть первый признак близкого присутствия антихриста. В этих условиях Церковь не может ограничиться одним призывом христиан к личному благочестию. На нее ложится ответственность обеспечить на всех духовных фронтах организованное сопротивление организованному злу. Прославление царственных страстотерпцев через осознание того, что произошло и происходит сегодня с Россией, может стать не только косвенным участием в тайне «удер­жива­юще­го» (2 Сол. 2, 7), но и непосредственно в их мученичестве.

Напряжение сил зла вокруг государя накануне революции так же, как и сегодня, достигало предела, ибо речь шла о судьбе Православия и России, а значит, и всего человечества. И потому страдания и смерть царственных страстотерпцев — не поражение, а победа. Худшее, что люди могли сделать царю, было попущено Богом, но все их самое худшее не могло его победить! Крест — не конец, за ним следует Воскресение. Слава Воскресения изменила все. Но прежде своего креста и причастия славе Христова Воскресения государь имел благодать сказать: «Передайте всем, что зло, которое в мире, будет еще сильнее, но не зло победит зло, а только любовь».

Вера в Бога и вера в свой народ оказалась сильнее всего, и эту веру не могло поколебать никакое человеческое предательство. В свидетельствах о чудесном заступничестве царственных страстотерпцев обращает на себя внимание то, что во многих случаях благодатную помощь получали люди, которые до этого были равнодушны к судьбе царя и даже участвовали в клевете на него — будь это вчерашняя коммунистическая ложь, или сегодняшний «демократический» обман. Плохие люди, ставшие благодаря заступничеству царя пред Богом хорошими — новая слава Христова в Церкви. Это свидетельство, что Христос действует через царственных мучеников, освящая их жертву.

Бог избрал самое лучшее. В жертву за Россию был принесен ее цвет: вначале государь с семьей, а потом — все верные Богу, царю и Отечеству. Возможно ли было любить Россию чище, возвышеннее, преданнее, чем они? Они действительно любили ее даже до крови. В этом было глубокое мистическое понимание роли России во всем мире как православной державы и значения единения братских славянских народов. Когда государь вынужден был подписать приказ о вступлении в войну с Болгарией, связавшей себя с Австро-Венгрией, у него дрожали руки.

Значение этих книг в том, что откровение, богословие о православном монархе-мученике богопросвещенных умов и сердец совпадают со свидетельством очевидцев. «Император и императрица, — пишет неподкупный иностранец Жильяр, — думали, что они умирают за Отчизну. Они умерли за все человечество. Их истинное величие не в императорском достоинстве (хотя, как мы видели, это имело и имеет значение — авт.), но в достижении высших человеческих добродетелей, до которых они постепенно возвысились. Они стали духовно совершенны; это дало им не земную преходящую силу, но чудесную твердость и ясность души древнехристианских светочей, против которых бессильны людская злоба и которые торжествуют в самой смерти».

Протоиерей Александр Шаргунов