Нравственный порядок и человеческая культура

Роман Вершилло

Культура, в широком смысле этого слова, создана человеком для взаимопонимания. И здесь безразлично, выражается ли культура в словах или в зданиях, машинах, произведениях искусства или математических формулах. Все, что создано человеком, вызвано к жизни его стремлением быть понятым другими людьми.

Основанием же культуры являются способности данные человеку Богом, а не просто волевое устремление автономного разумного существа. По этой причине культура никогда не бывает в нравственном смысле независимой от Богоустановленного порядка в мироздании.

Бог есть Мир наш, и Он дарует тварным существам то, что они, оставаясь каждое самим собой, находятся в общении друг с другом.

Культура представляет собой непрерывную речь, и мы слышим ее в науках и в искусствах, в философии и в богословии. Эта речь тяготеет к тому, чтобы быть общепонятной не по своему предмету, а по своему коду. Так, не все понимают написанное Платоном, но всякий человек принципиально способен понять. Если говорить кратко, культура стремится достичь понятности в порядке.

Тем не менее, как свидетельствует история человеческих заблуждений, постоянно предпринимаются попытки достичь понятности в беспорядке, то есть во внеморальном смысле. Образец такой понятности в беспорядке предлагает нам библейское повествование о Вавилонской башне. Но повелением Божиим был разрушен единый код строителей башни.

Итак, мы имеем в человеческой истории, во-первых, культуру, как развитие Богоданных способностей, возделывание вверенного человеку участка, и, во-вторых, разрушение культуры, как нарушение нравственного порядка в человеке и в мире. И культура и антикультура стремятся к достижению единого общепонятного кода.

___________________________

Насколько можно заметить, современное человечество воспринимает беспорядок как нечто более красочное, чем нравственный порядок. С христианской же точки зрения, современная жизнь, при всем ее кажущемся многообразии, представляет собой пустыню в самом прямом смысле слова. Эта разровненность достигнута в результате мировых катаклизмов: социальных и технологических революций, переворотов в области средств массовой информации, в экономической жизни. Эта невиданная ранее выглаженность выражается в самом главном: глобальном единообразии кода.

В самом деле, традиционное общество имело внутри себя сложную, исторически выработанную иерархию, и, следовательно, в таком обществе не могло быть единого культурного кода для всех слоев. Конечно, дворяне в России, например, вполне могли понимать крепостных крестьян, и наоборот. Однако в иерархическом обществе присутствует момент преломления, перевода через некую преграду. Собственно, такой перевод и порождает подлинно сложную и высокую культуру.

И чем разнообразнее и богаче процессы переводимости внутри общества, тем оно менее подвержено революциям.

Современное общество выровнено до двух-трех горизонтальных слоев, так что любой новый переворот в таком обществе не будет катастрофой. И перевернутое вверх дном, современное общество остается самим собой, ведь "низы" не отличаются по своему коду от "верхов". В нем нет иерархии, нет традиции и порядка.

По своему содержанию, глобальный код - это язык идей. Он является и наиболее всеобщим, и наиболее простым.

Идеям не нужен перевод, и в этом состоит главная причина быстроты их распространения. Ведь и ускорение мирового обмена информацией не было бы столь вредоносно, если бы не было действительно пугающей всеобщности и серости самой этой информации.

Лозунги "мультикультурного общества", "плавильного тигля культур", "многополярного мира" - сводятся к попытке понять чужую культуру без перевода, саму по себе, такой, какова она есть. То есть, скажем, не для "меня" - западного человека, а так, как ее воспринимают туземцы.

Вместо отмирающих идеологий: советской, атлантической западной, красной китайской, новоазиатской, исламистской,- власть над умами захватывает всеобщая понятность, которую можно было бы назвать всеобщей идеологией и Новым мировым порядком.

Таким образом, в наше время идеи движутся и распространяются без сопротивления, как гангрена.

___________________________

Культура Нового времени стремится достичь общепонятности не в порядке, а через всесмешение. Под всесмешением мы понимаем уничтожение иерархии в государственной и общественной жизни и границ между отдельными культурами.

И вот мы видим, как люди разных профессий и призваний, исповеданий и конфессий, народов и наций, вращаются в кругу одних и тех же всеобщих идей. На всех языках и во всех сферах слышен один и тот же всеобщий код. И это не "западные" идеи, не западные уже потому, что не нуждаются в переводе, как не нуждается в переводе гамбургер из ресторана McDonalds'.

Это легко видеть на примере постоянно возвращающихся общих проблем: отношение "часть - целое", "момент - процесс", "внутреннее - внешнее". Постепенно утрачивается способность увидеть проблему в ее реальной сложности, историчности, а исследователь почти бессознательно во всем видит до скудости ограниченный круг вопросов.

Соотношение "момент - процесс" одушевляло и Дарвина, который увидел эту проблему в биологии, и - о. Александра Шмемана, который усмотрел ее в Православной литургике.

Отношение "часть - целое" было осмыслено Гегелем как основание бытия, и - митр. Антонием (Храповицким) как основание для учения о Православной Церкви.

Отношение "внутреннее - внешнее" мы непрестанно видим в рассуждениях о внутренней и внешней Церкви, об эзотеризме и экзотеризме в разных областях культуры. О. Сергий Булгаков и о. Иоанн Мейендорф, другие адепты Парижской школы богословия видели эту проблему в учении о Боге.

Точно так же постоянно возвращается положение об антиномиях. Это, в основе своей скептическое, учение применяли и в языкознании (Вильгельм Гумбольдт, Потебня, о. Павел Флоренский, о. Сергий Булгаков), и в физике (Вернер Гейзенберг, Нильс Бор), и в богословии (тот же о. Павел Флоренский).

Мы сознательно выбираем крайние примеры, чтобы показать всеобщность этого языка идей и то всемогущество, которое приписывается этому языку новым сознанием.

___________________________

У всеобщей речи, которая слышится в нашу эпоху, есть три основных регистра, как бы три разных тембра звучания.

Самый низкий и всеми слышимый - это Новый мировой порядок. Он всюду и во всем - в средствах массовой информации, рекламе, музыке, кино, обертках товаров. Этот голос настолько вездесущ, что каждый человек улавливает его как бы всем своим существом.

От этой проповеди сегодня не ускользает ни один неграмотный, слепой или глухой человек, ни отшельник, ни преступник, ни интеллектуал, ни дикарь. Новый мировой порядок внушается через само сотрясение почвы и незримое излучение, через изменение климата и экологические катастрофы. Это тоже язык Нового времени.

Другой, более высокий и узкий регистр всеобщей речи - это экуменическое движение, рассчитанное на уничтожение Христианства. Ведь экуменизм утверждает, что между инакомыслящими и инаковерующими людьми нет иной преграды, кроме взаимного непонимания. Таким образом, если будет найден код, более общий, чем язык Священного Писания и Предания, то все проблемы будут решены. На этом положении основываются все унии последнего времени, в том числе последние договоренности между латинской церковью и протестантами по вопросу об оправдании верой.

Наконец, третий, высочайший регистр - это собственно церковные ереси. Этот регистр слышен только православным христианам и только на них направлен. И несмотря на такую его особенность и исключительность, мы видим здесь те же самые идеи, что в экуменизме и Новом мировом порядке, только своеобразно преломленные.

___________________________

Казалось бы, самым вредным из трех направлений является Новый мировой порядок. Однако, если мы говорим об идеях, то у их размаха - своя мера. Не та идея имеет наибольшую силу, которая рассеялась и раздробилась на тысячи тысяч осколков и оттенков. Опаснее (то есть сильнее всего) та идея, которая ближе всего к своей исходной точке.

Конечно, Новый мировой порядок распространяется безразлично на весь мир, но это именно говорит о его ненаправленности. Если угодно, то Новый мировой порядок способен сдвинуть весь мир, но не отдельного человека. Ересь же действует сосредоточенно на самый центр, сердце человеческой личности.

Поскольку исходной точкой нового всесмешения, нового Вавилона является антихристианство, то наиболее опасным следует считать то направление, которое ближе всего к истинному Христианству. Поэтому ереси бесконечно страшнее, чем идеология Нового мирового порядка.

___________________________

В этом отношении очень настораживающим является "отрицательное миссионерство", с которым мы сталкиваемся в последнее время.

Родоначальником его был Алексей Хомяков. Как известно, он был вынужден публиковать свои богословские труды на Западе, поскольку Православная Церковь, в лице св. Филарета Московского, отвергала их как подозрительные. На Западе же хомяковские труды сразу получали ореол в высшей степени истинного Православия.

Не приходится удивляться успеху идей Хомякова на Западе и среди западномыслящих людей в России, как неудивительно и то, что Православная иерархия их отвергала. Дело в том, что сами эти идеи были усвоены Хомяковым не из Священного Писания и Православного Предания, а из диалектики Гегеля. Ведь это та же общеевропейская пошлость, только под названием "восточного христианства"!

В рамках же традиционного православного учения эти западные идеи представляются уже как забытый путь древней Церкви, как, например, в случае учения митр. Антония (Храповицкого) об Искуплении. То есть современные общеевропейские идеи - это как будто и есть самое истинное глубинное существо древнего Православия!

Трагедия современной православной миссии состоит в том, что наиболее чувствительные западные люди и "вестернизированные" русские, греки, болгары, румыны тянутся к Православию, но находят у о. Александра Шмемана то же самое, что могли бы почерпнуть и у Карла Барта. Они воспринимают через посредство о. Иоанна Мейендорфа ту же западную философию, какую могли бы воспринять у Этьена Жильсона. Их привлекает в новейшем учении митр. Антония (Храповицкого) то, что они могли бы почерпнуть в сочинениях Фридриха Ницше или Анри Бергсона.

И восприняв окольным путем свои же западные вездесущие идеи, прозелиты становятся еще дальше от Православия, чем любой западный человек.

Заметим для себя, какую важную роль в проповеди экуменизма играет такой, во всех отношениях кроме одного, незамечательный человек как Оливье Клеман (Olivier Clement).

В его случае мы имеем дело с беспрепятственным восприятием отрицательных идей, поскольку они ложатся на абсолютно чистую почву. Так, Оливье Клеман воспринял Православие в модернистской обработке, не имея опыта западного Христианства. Как отзываются о нем с некой похвалой: он пришел к Православию не через латинское Христианство, а из безрелигиозной среды.

___________________________

Как предрекал еще Константин Леонтьев, идеи всеобщей пошлости распространились в мировом масштабе. Наиболее чувствительные люди стремятся избежать этого всеобщего языка. Вместо того, чтобы усваивать всеобщий язык через нравственный порядок, они ищут все новых и новых предметов познания. Отсюда происходит горячечный интерес к новым и новым открытиям.

Некоторые находят этот новый предмет в русском, греческом или румынском Православии, но познают его в беспорядке, то есть без перевода, на том же всеобщем языке мировой пошлости.

Труд понимания в порядке заменен здесь трудом усвоения русского, греческого, румынского или старославянского языка, трудом изучения источников, усвоения обычаев. Пройдя через эти упражнения, западномыслящий человек остается в рамках всеобщего языка идей, но окольным путем, через изучение чужой культуры, еще более утверждается в беспорядке.

На наших глазах происходит двоякий процесс: люди разучиваются понимать понятное и учатся понимать непонятное. Протестант или католик начинает свое отрицательное обращение с того, что перестает понимать то, что остается от Христианской истины в его исповедании. Далее эти пустые места замещаются тем, что предлагает ему лжеправославие. И это громадная трагедия западного православия. Именно поэтому за судьбу Православия в Америке так боялся о. Серафим (Роуз).

Через всемирный код Христианская истина становится "понятной" неверующим без ее усвоения и без веры в нее. Это один из последних шагов к тому, чтобы, вопреки порядку мироздания, вместить в одной душе истину и ложь.

Для этого нужно уничтожить личность, разрушив границу между ней и коллективом, потому что только в коллективе возможно смешение истины и лжи.

Далее обнаруживается, что такие личности способны создать из себя коллектив на новом уровне слияния, ведь нравственная познавательная преграда между ними разрушена. Она разрушается принятием лжи каждой личностью отдельно.

Как о том свидетельствует "отрицательное миссионерство", теперь возможен новый всеобщий код и подлинное равенство во лжи. Но это только начало. Такой коллектив, складывающийся на всемирном уровне, еще не заслуживает имени "сверхчеловека". Слияние зашло далеко по сравнению со здравым сознанием и здравым обществом, но целью Нового мирового порядка, как известно из Священного Писания, является слияние до уровня личности.

Иначе говоря, всеобщий язык Нового мира уже существует, но на нем еще ничего не сказано. Потому что это "новое слово" должен произнести тот, кто, может быть, еще не родился.

Эта новая личность будет искомый антихристианами "сверхчеловек", воплощение беззакония. Тогда-то и сыграют свою роль общие условия: скорость передачи информации и единство кода. Тогда то, что произойдет в душе одного-единственного человека, моментально станет общим достоянием.

___________________________

Главный пафос нашего времени заключается в том, что, несмотря на все попытки освоить Православие, оно остается недоступным непосредственно. Даже когда всесмешение принимает вид ортодоксального Христианства, оно обличается самим фактом "понятности" того, что оно говорит. Православие же требует веры, внутреннего усвоения, согласия с Истиной при сохранении нравственного сознания в душе человека.

Православие, как Богооткровенное учение, ускользает от Нового мирового порядка, и не может быть, как сама истина, его частью.

Потому что Православие продолжает говорить на том же языке, что и все мироздание - на языке нравственного Богоустановленного порядка.