Сегодня мировоззрением, в точном смысле слова, обладают только консерваторы и революционеры. Это заявление выглядит самоочевидным до банальности, поскольку каждое мыслящее существо относится или к консервативному, или к революционному лагерю. Мировоззрение начинает организовываться вокруг смысла жизни человека, а этот смысл жизни либо сразу есть, либо его нет, и никакие промежуточные этапы здесь невозможны. Отсюда и происходят два противоположных мировоззрения: имеющее центральный смысл, и его не имеющее. В отличие от консерватизма, революционное мировоззрение отрицает сверхценность человеческого существования и поэтому необходимо должно стремиться к уничтожению существующего строя: строя души и государства.
Однако в настоящий момент рядом с сознанием соседствует полу-сознание, рядом с вниманием к вещам важным – рассеянность и тщательно выдрессированное невнимание. Огромная жировая прослойка на теле культуры, иначе говоря, постмодернисты - это уже некий "третий род" существ, не консерваторы и не революционеры. Они не дают однозначного ответа на вопрос о том, есть ли смысл жизни, и поэтому не обладают никаким мировоззрением вообще.
Полубессознательное состояние современных интеллектуалов отличается адогматизмом, отрицая неизменный смысл или неизменную бессмысленность существования, и как феномен представляет большой интерес для филолога, историка и, с другой стороны, психиатра.
Про народ можно сказать, что он спит, убаюканный телевизором, но про "этих" так не скажешь. Если они и спят, то с одним открытым глазом. Адогматические системы взглядов, как, например, о. Александра Меня, о. Г. Кочеткова или проф. А.И. Осипова, не допускают точного и неизменного смысла слов, что не мешает этим авторам предаваться безответственному говорению.
Как прекрасно писал проф. Осипов еще тридцать лет назад: "Несмотря на продолжающееся весьма интенсивное развитие мышления человека, язык современного человека, как и прежде, не может адекватно выразить не только чувства, ощущения и переживания, но очень часто у него не хватает однозначных, точных понятий и для выражения идей и мыслей. Многозначность понятий и терминов — одно из значительных препятствий на пути межчеловеческого общения и взаимопонимания. Это препятствие во всей силе ощущается и в сфере научно-богословской, особенно в наш экуменический век". 1)
То есть человек читает пространный научный доклад "Спасение – освобождение для мира и справедливости во Христе. Значение Церкви", но в самом начале откровенно предупреждает, что не сможет адекватно выразить свою мысль. И не потому что сам он говорит бессмыслицы про "продолжающееся весьма интенсивное развитие мышления человека", а потому что вообще всякая "мысль изреченная есть ложь". Этим, между прочим, уничтожается наука и литература как таковые, поскольку Пушкин, Шекспир, и Менделеев с Аристотелем, оказывается, не могли адекватно выразить чувства, ощущения, переживания, идеи и мысли.
Отсутствие адекватного смысла не мешает постмодернистам писать, говорить и рисовать. Они не допускают только одного: что смысл либо есть, либо его нет. И на этом основании они отказываются отвечать за ими же написанное или сказанное. Говорить, - это мы завсегда, а спросишь такого: "Что ты имел ввиду?", он ответит: "Ничего особенного, это всего лишь слова". Или, как в случае проф. Осипова: "Это всего лишь понятия", которые он невероятным образом называет "многозначными".
Раз это всего лишь слова, то именно поэтому они должны иметь определенный смысл. Иначе это совсем даже и не слова, а мычание, и не речь, а бормотание. В нормальном языке многозначность слов не только не мешает выразить мысль, а, напротив, является необходимым условием для точного выражения мысли. Другое дело, что мысль не всегда находит полное выражение в речи, но сомневаться в том, что речь адекватно выражает мысль, - это верный путь в сумасшедший дом. Когда человек кричит: "Пожар!", можно допустить, что он выражает этим не всю гамму своих чувств, но речь его полностью адекватна ситуации.
При таком подходе – постмодернистском и адогматическом – невозможно говорить о каком-либо мировоззрении. Это необходимо было сказать сразу, прежде чем перейти к борьбе между консерватизмом и революционными идеями.
Революционное мировоззрение стремится не понять мир, а изменить его, по выражению К. Маркса. Более того, призывать к революциям и совершать их можно только отказавшись от понимания мира.
Прямой противоположностью такой революционной философии вроде бы является философия Гегеля, в которой совершается оправдание существующего строя конкретного прусского государства. Надо сказать, что такая модель консерватизма является весьма распространенной. Исходя из непосредственной этимологии слов, думают, что консерватизм – это оправдание существующего строя, охранительство, отрицание прогресса, только желание "подморозить Россию".
Но в самом ли деле консерваторы стремились сохранить "все как есть"?
Даже самое беглое знакомство с русскими классиками консервативного мышления в лице К. Победоносцева, К. Леонтьева и Л. Тихомирова подтверждает: никто из них не говорил, что надо все сохранить, как есть.
Лев Тихомиров даже прямо спорил с этим воззрением. В статье "Борьба века" он писал: "Среди защитников существующего строя нередко господствовал тот ложный консерватизм, который из боязни поколебать основы общества сковывает их, не дает им возможности расти и развиваться. Между тем это последнее именно должно бы составить главную заботу современности. Чем более смута парализует действие органических сил общества, тем более их оживление должно стать предметом наших сознательных усилий. Истинный консерватизм в этом случае совершенно совпадает с истинным прогрессом в одной и той же задаче: поддержания жизнедеятельности общественных основ, охранения свободы их развития, поощрения их роста". 2)
Да и К. Леонтьев, из которого цитируют про подмораживание России, совершенно не считал, что нужно сохранять тот строй, который возник в 1860-х гг. И он также высказывался в том смысле, что сегодня в России недостаточно быть просто консерватором.
И одновременно все три указанных автора предлагали планы реформы или даже переворотов, иногда мирового масштаба. Несмотря на смелость своих проектов, все три мыслителя оставались консерваторами. Так в чем же здесь различие и борьба? Различие совершенно не в том, что консерваторы поддерживают режим, а революционеры его стремятся свергнуть.
Если угодно, то консервативное мышление – это мышление как таковое. И, поскольку это человеческое мышление, оно исторично по своему существу. Такой мыслитель стремится прежде всего понять происходящее, осознать смысл истории, как судьбу в первоначальном значении слова: то, что Бог судил народу и человеку.
Отсюда вытекает и то, что консерватизм – не настроение, когда ничего не хочется менять, и не эстетическое предпочтение старины новизне, а обладание историческим сознанием.
Можно даже сказать, что у консерватора гораздо больше претензий к существующему строю, чем у любого революционера. И это прекрасно видно на примере современной России, где революционеры винят правящий режим в какой-то жалкой "недемократичности", а консерваторы - ни много, ни мало – в стремлении уничтожить Россию. Революционеры предлагают оставить все как есть, разве что выпустив Ходорковского и дав ему вновь финансировать оппозицию. Ну, еще они хотят вновь вернуться на телевидение в качестве властителей умов. Мелочные требования, скромные требования!
Подлинному же консерватору сегодня нужно возвращение к христианским основам государственности, восстановление территориального единства России, восстановление исторического преемства с Царской Россией... Если угодно, то это самые "революционные" из мыслимых на сегодня требований. Но в том-то и дело, что эти требования не революционные, да и не могут быть таковыми.
Иногда считают, что граница между консерватизмом и революционным мировоззрением проходит по линии основ. В самом деле, есть некоторые основы общества, которые опасно реформировать. Если революция стремится уничтожить основы, и установить новые, утопические, то разумный консерватизм, вроде бы, должен их охранять, допуская реформы всего не основного. Но это воззрение именно не консервативное, а либеральное, то есть скрыто революционное, где существо переворота маскируется постепенностью процесса.
Напротив, для консерватора совершенно очевидно, что в обществе все взаимосвязано. Перемена в фасоне платьев, а тем более в покрое военной формы, это изменение основ? Нет, но и это может быть проявлением революции, и даже толчком к ней.
Итак, мы выяснили, что консерватизм совершенно чужд любования современной Россией. Так что же отличает консерватора от революционера? Желание понять и умение понимать.
Давайте вспомним призыв К. Леонтьева к пессимистическому взгляду в науке. Почему К. Леонтьев так подчеркивал целебную силу пессимизма? Потому что понимание имеет свою объективную силу, и оно стремится увидеть вещи такими, каковы они есть. В революционных учениях это соотношение перевернуто, и воля человека определяет то, каковы вещи. Например, в "Доктрине фашизма" Муссолини утверждал, что человек "может и должен своей свободной волей творить свой мир" экономический, политический, моральный, интеллектуальный.
Консервативный пессимизм присутствует как знак смирения перед совершающимися судьбами Божиими, поэтому понимание существующего положения России и мира столь "горько во чреве" нашем. Но даже и в этом случае это понимание, а не наркотический сон революционера.
Древняя китайская мудрость гласит: "Назвать тьму тьмою – это уже некоторый свет". Но назвать тьму светом – это глубочайшая тьма, помрачение рассудка, свойственное как записным революционерам, так и мнимым консерваторам, которые любуются современным положение дел в стране.
Теперь мы должны точнее объяснить, что имеем ввиду под "пониманием". Это очень важно, потому что революционное сознание тоже что-то "понимает" и именно поэтому мы сказали, что революционеры обладают мировоззрением.
Возьмем в качестве примера Мао Цзэдуна, несомненно, одного из самых выдающихся революционеров всех времен. Будучи в начале обычным марксистом-ленинистом, Мао видел главную революционную силу Китая в городском пролетариате, как того требовала марксистская догма, Коминтерн и Компартия Китая. Момент гениальности наступил в середине 20-х годов, когда Мао увидел то, что окружало его и его соратников как воздух, и поэтому оставалось невидимым. Мао увидел революционную силу в сотнях миллионов крестьян, хотя никто и ничто этого не доказывало. Как мы теперь знаем, Мао достиг своей цели и совершил революцию в Китае вопреки догме и логике.
Безусловно, в данном случае мы имеем дело с каким-то пониманием. Но это понимание обернулось непониманием всего в несколько лет по смерти Мао, когда революционный Китай исчез и родился обычный буржуазный. На чем споткнулся "выдающийся революционер"? Не на понимании, поскольку мыслил правильно. Ложной была его вера в революцию, которая противоречит мысли как таковой.
В своем замечательном труде "Борьба века" Лев Тихомиров говорит о неизменности общественных основ: "В течение всего нашего века наука все более ясно убеждалась в органическом характере социальных явлений, а тем самым показывала немыслимость уничтожения основ обществ".
По отношению к этому оптимистическому взгляду Константин Леонтьев выступает как конструктивный критик. Силы и основы человеческого общества остаются неизменными, но по другим, нежели в природе, причинам. Консервативный взгляд усматривает не только тело общество, в котором есть органы и силы, но, в первую очередь, определенный строй общества, и именно строй – то есть расположение сил и основ в порядке – занимает центральное место в консерватизме.
Внутрь фортепьяно можно беспорядочно побросать струны и прочие детали, а можно собрать в играющий инструмент и настроить в соответствии с музыкальной гармонией. Точно так происходит и в обществе. Недостаточно сказать, что сегодня в России действуют те же силы и основы, что двести лет назад. Признаком непрекращающейся Смуты является то, что эти силы и основы расположены не в каком-либо строе, а в беспорядке. Как писал Леонтьев: "Какие бы революции ни происходили в обществах, какие бы реформы ни делали правительства – все остается ; но является только в иных сочетаниях сил и перевеса; больше ничего... Все остается , но иначе сочетается", и как раз это сочетание – правильное или извращенное – составляет предмет понимания. 3)
В любом человеческом обществе существуют преступники. До тех пор, пока они находятся в положенном им месте, само их наличие не портит общественный порядок. Как раз напротив: если преступники сидят по тюрьмам и ссылкам, то это весьма украшает существующий строй, даже если число преступников само по себе достаточно велико.
Например, Пугачевский бунт был очень печальным явлением, но то, что власть боролась с ним всеми силами, было явлением отрадным.
Возможна совершенно обратная ситуация, когда с Пугачевым не борются, а заключают Хасавюртские соглашения. Или, когда преступники находятся во властных структурах, на ведущих постах в бизнесе и финансовой сфере. Этих преступников, может быть, и меньше, чем при нормальном строе, но нарушен сам нравственный порядок, и такое государство превращается в свою противоположность: анти-государство.
Существует одна немаловажная опасность для современного консерватизма. Дело в том, что консерваторы вынужденно находятся в стороне от главных процессов в стране и консерватизм зачастую скатывается в некую схоластику, где все размерено отвлеченными формулами. Мы же настаиваем на историческом консервативном сознании по двум фундаментальным причинам.
Во-первых, природа и общество – две принципиально разные среды, даже не аналогичные друг другу. Их необходимо различать, как различаются в православном богословии Творение и Промысел Божий. Еп. Немезий Эмесский учит, что "Промышление и творение - не одно и то же. Так, дело творения - хорошо устроить происходящее, а Провидения - мудро заботиться о том, что произошло". 4)
А также: "Дело промышления - через взаимное рождение сохранять бытие тленных тварей.., а самое достойное дело творения - создавать из ничего". 5)
Попечение Божие о человечестве не ограничивается только созданием прекрасных оснований общества, но и непрерывным попечением о судьбах человечества. Бог присутствует незримо в каждой точке истории, и в этом состоит та свобода, без которой история была бы невозможна.
Св. Иоанн Златоуст пишет, что "Бог не только ограждает и охраняет, но и совершает это сверхъестественно". 6) Святой отец указывает, что "в том и состоит дело Божие, обыкновенное и особенно Ему свойственное, чтобы не оставлять без внимания обижаемых, не проходить мимо притесняемых, подавать руку помощи тем, кому строятся козни, и это постоянно". 7)
Во-вторых, именно конечность истории делает ее обозримой, и потому имеющей смысл. История является законченным целым, и, следовательно, не допускает сослагательного наклонения. В этом отношении можно сказать, что историю невозможно изменить. Но человеку доступно нечто гораздо более высокое: понимание истории. Она уже есть, и она, если так можно выразиться, уже написана, написана вся, от начала до конца, описанного в Апокалипсисе.
История понятна, потому что закончена, точно так же, как человеческое высказывание понятно, потому что структурно оформлено. Бесконечное высказывание было бы непостижимым. Оно бы значило больше, чем нужно, или меньше, оно имело был "сверхсмысл" или "полу-смысл". По отношению к пониманию это совершенно безразлично: имеет бесконечное высказывание "четверть смысла" или "полтора смысла".
"Полусмысл" и "сверхсмысл" невозможны, потому что не соответствуют мерке человека, который тоже не может быть получеловеком или сверхчеловеком. Смысл есть идеальная оформленность, и только она соответствует мерке понимания, только она позволяет мыслящему существу быть самим собою.
Когда история понимается как законченное целое, то это не какой-либо фантом и иллюзия. Тем самым центр тяжести переносится с угадывания будущих событий, которые не зависят от нашей воли, на сегодняшний момент, когда мы безусловно несем ответственность за свои слова и дела.
Мы ответственны за настоящее, потому что, несмотря на все безобразия, в мире сохраняется порядок. Богоустановленный порядок – вот, где смыкаются консервативный оптимизм и пессимизм.
"И если вселенная искажается всевозможным безобразием, - пишет блж. Августин, - то это происходит отнюдь не от грехов сущности души и наказаний за них, потому что разумная сущность, чистая от всякого греха, будучи подчинена Богу, господствует над остальными, ей подчиненными; та же, которая согрешила, предназначена туда, где и следует быть таковым, так что Богом, Творцом и Промыслителем вселенной, устроено все прекрасно".
Учитель Церкви продолжает: "И эта красота всего сотворенного остается неприкосновенной, благодаря следующим трем: осуждению грешников, воспитанию праведников и совершенству блаженных". 8)
1) Осипов А.И. Спасение – освобождение для мира и справедливости во Христе. Значение Церкви//Журнал Московской Патриархии. 1976. N 3. С. 60
2) "Борьба века". Лев Тихомиров. www.moral.ru
3) Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения// Восток, Россия и Славянство. М.: "Республика", 1996. С. 418
4) еп. Немезий Эмесский. О природе человека//пер. Ф.С. Владимирского. М.:Канон+, ОИ "Реабилитация",1998. Гл. 42. О Промысле. С. 138
5) еп. Немезий Эмесский. О природе человека//пер. Ф.С. Владимирского. М.:Канон+, ОИ "Реабилитация",1998. Гл. 2. О душе. С. 33
6) св. Иоанн Златоуст. На Псалом 138//Творения: В 12 т. СПб., 1899. Т. 5. Кн. 2. С. 461
7) св. Иоанн Златоуст. На Псалом 145//Творения: В 12 т. СПб., 1899. Т. 5. Кн. 2. С. 532
8) блж. Августин. Об истинной религии//Творения. 2-е изд. Киев, 1912. Часть 7. Гл. 23. С. 36
© Общественный Комитет "За нравственное возрождение Отечества"