Снова скоро все начнут поздравлять друг друга: «С новым годом, с новым счастьем!» «Что такое счастье - это каждый понимает по-своему», - помним мы изречение советского классика. Равно как и пушкинское: «На свете счастья нет». Наверное, потому так поэт и сказал, что сознавал: жизнь каждого кончается смертью. Но все, наверное, в том числе, конечно же, поэты, согласны в одном, что счастье - в любви. Хотя понимание любви у каждого тоже свое. А у христиан - особенно свое. И христиане ни за что не желают допустить, чтобы их христианскую любовь кто-то путал с другой любовью. О каком счастье, о какой любви говорят христиане?
И. Безруких, г. Подольск
Что такое христианская любовь? Мы предстоим перед рождественской и пасхальной тайной. Это не только центральная тема христианства, это намного больше. По существу это само христианство. Это означает, что не следует никогда повторять вслед за святыми отцами: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом», не добавляя тотчас же, что это «обожение» предполагает полное изменение того, чем мы являемся.
Тайна смерти и воскресения Господа означает, что нельзя стать Богом, нельзя уподобиться Богу, разделить жизнь Бога, невозможно жить Божественной жизнью, спокойно продвигаясь вперед по наклонной плоскости. Бог не находится в конце пути как цветущий сад в конце пустыни, по которой к нему идут. Верить в такое было бы наивно. Это было бы абсурдом. Бог есть Бог. И между Ним и нами - бездна.
Мы не можем стать тем, чем является Бог, стать участниками Божественной жизни, жить Его жизнью, мы этого достигнуть абсолютно не можем ничем, кроме как коренным изменением нас самих, что означает не что иное как смерть. Стать причастником Божественной жизни, причастником Божественного естества? Возьмите классический пример - бабочка не есть выросшая гусеница, но если спросить гусеницу, чего бы больше всего на свете она хотела, она несомненно ответит, что хотела бы стать самой лучшей гусеницей, чтобы стать царицей гусениц, царствовать над всеми гусеницами. Она думает о великом, в то время как ей надо умереть, чтобы стать тем, чем она является, потому что гусеница - это бабочка в становлении. Но ей надо умереть как гусенице. А смерть - это то, что всегда отвергают с ужасом.
Обратимся к другому сравнению, которое избрал Сам Господь, - к образу пшеничного зерна в 12 главе Евангелия от Иоанна. Пшеничное зерно должно умереть в земле, чтобы стать колосом. Его назначение - быть колосом. Но колос не есть очень большое, разросшееся зерно. Если бы зерно хотело стать очень большим, это символизировало бы некую волю к могуществу, к богатству. Но пшеничному зерну хорошо в его житнице. Там сухо, тепло, уютно рядом со множеством других зернышек, плотно прижавшихся друг к другу. Таково земное человеческое счастье - здоровье, спокойствие, приятное общение, счастливая семья - все идет как надо. Счастье пшеничного зерна - в житнице. Не надо презирать земное человеческое счастье, потому что Бог не против него. Мы не говорим о маленьком дешевом счастье. Но по сравнению со счастьем, ради которого человек существует, - это маленькое дешевое счастье пшеничного зерна в житнице - рядом с колосом, которым он должен стать.
Не исключено, что это пшеничное зерно в своем зернохранилище может быть очень благочестивым. Оно любит славить Бога. Оно славит Бога своего маленького счастья. «Боже, благодарю Тебя за то, что все идет хорошо, за доброе здоровье, за то, что дети отличаются в учебе, радуют родителей, во всем им сопутствует успех. Слава Тебе, Боже!» Это очень трогательно, но есть одно серьезное затруднение. Бога, к Которому пшеничное зерно обращается, не существует. Бог не есть творец и гарант маленького человеческого счастья. В противном случае неистинным будет, что человеческое счастье есть истинная жизнь.
Но вот зерно вывозят для сеяния в поле. Есть такой рост счастья, рост без глубокого изменения. Сияет голубое небо, поют птицы, цветут цветы, все чудесно, и пшеничное зерно хвалит Бога больше всех. Но всегда одна и та же проблема: речь идет о Боге, Которого строго говоря не существует. Задумаемся об атеизме многих людей, ищущих земного человеческого счастья, в котором они видят полноту жизни. Земное человеческое счастье ни в коем случае не может быть уничижаемо. Нет запрета хвалить Бога за такое счастье. Но мы знаем, что в христианстве вечная жизнь уже присутствует здесь.
Люди приходят на свежевспаханное поле, бросают пригоршни семян в землю, и они начинают прорастать. Пшеничное зерно переживает смерть, холод проникает до самых глубин его, и оно распадается. Но именно в этот момент пшеничное зерно начинает становиться подлинно живым, ибо если Бог есть, невозможно, чтобы было иначе.
Мы непрестанно слышим вокруг: «Если бы Бог существовал, не было бы этого, не было бы того, не было бы страдания, не было бы смерти». Печально, что именно тогда, когда речь заходит об истинном Боге - Боге, преобразующем пшеничное зерно, чтобы оно стало колосом, существование Бога подвергают сомнению. Единственный Бог, Который существует, - Бог, берущий от нас эту жизнь, чтобы сделать нас способными быть причастниками Его жизни. По естеству своему мы этого никогда не можем достигнуть, это слишком очевидно. Можно стать великим писателем, художником, ученым или великим государственным деятелем, употребляя данный Богом талант и труд. Но стать Богом невозможно. Именно потому что Бог есть Тот, Кем невозможно стать. Но когда святые отцы говорят об обожении человека, о научении его Христовой любви, они имеют в виду тайну смерти и воскресения.
Преображение невозможно без смерти. Речь идет прежде всего о каждодневном умирании нашему себялюбию, умиранию для себя. А воскресение? Увы, до сих пор слишком многие находящиеся вне Церкви люди думают, что речь идет о реанимации мертвых тел. Но воскресение это переход жизни Христовой в нашу смерть и в нашу жизнь. Явление истинной любви Божественной и человеческой. «Ибо проходит образ мира сего», - говорит апостол Павел. Не сам мир проходит, но его образ, его внешняя форма. Но есть преображение любви. Мир не погибнет. От вечности ему дано преображение во Христе распятом и воскресшем, и всякий любящий Христа совершает этот переход в Боге.
Как Вам нравится телепрограмма «Пусть говорят» с полосканием грязного белья или выбор жениха или невесты по телевизору с бесстыдным сватовством, с откровенными рассказами о прежних любовных приключениях кандидатов на брак, где предпочтение отдается тому, у кого больше денег и значительнее положение? Вся страна, миллионы людей часами, не отрываясь, смотрят это представление. Так и хочется сказать, вовлекаются в это преступление. Еще бы, такое почище любых сериалов, поскольку перед ними - невыдуманные истории, живые и конкретные, такие же, как они сами, люди. И все учатся быть «как все». Как определить это духовное явление?
Ю. Щепетева, г. Иркутск
Это то, что происходит сегодня с утратившим веру в Бога миром. Вместо ока Божия - глаз видеокамеры и фотокамеры. Эксгибиционизм, демонстрация сокровенного, того, чего раньше страшились и стыдились, становятся сегодня осуществлением псевдо-прав человека. По каналам ТВ (и СМИ) - невообразимая откровенность и предельно бесстыдное исповедание. Надо непременно сказать все, что есть. Что бы это ни стоило. Любой сюжет должен непременно коснуться интимной жизни, секретов семьи, психологических ужасов, самого дикого бреда, который посещает бедные головы выступающих перед всем миром. Даже траур по умершим близким - столь сугубо личное дело - становится механически обнажаемым, публичным. Это исповедь перед камерой. Открытие перед всеми интимного еще вчера воспринималось как насилие, от которого каждый старался защититься. В свое время тоталитарные режимы старались, чтобы требования идеологии не останавливались на границе интимного, за которой человеческая мысль старалась укрыться, чтобы выжить. С точки зрения гонителей надо было, чтобы эта интимность (потенциально подрывная деятельность) была выведена на чистую воду. Инквизиция, НКВД, гестапо и т.д. постоянно анкетировали частную жизнь граждан, и зондировали их потаенные помыслы. И вот человечество свободно и сознательно, вполне демократично избирает сегодня худшую из тираний.
СМИ приучают людей откровенничать перед всеми, признаваться в самом постыдном и нередко явно преступном без какого-либо физического принуждения, без пыток или угроз. Происходит сакрализация любой откровенности, прозрачности. Аппарат СМИ используется на полную катушку, чтобы удовлетворить этой новой потребности, лучше сказать - этому новому рынку. Телепрограммы, очень личные монологи, дебаты «о нравственности», интерактивный опрос, охватывающий, благодаря технике, огромные пространства, - эти исповедальные передачи расширяются год от года. «Маски долой», «Инцест», «Порнозвезде - 8 лет», «Право все знать», «Значение имеет только правда», «Жизнь личная и публичная» и т.д. И все подобное, когда-то шокировавшей многих, передаче «За стеклом». Меркантильная эксплуатация темы - это одно, желание обнажить себя перед всеми - это другое.
Подобная коммерциализация была бы невозможна, если бы не было на это реального спроса. С одной стороны, бесстыдство, с другой - желание увидеть запретное. Превращение человека в скота, и хуже, чем в скота. Никакое общество за всю свою относительно короткую историю не знало такого количества разговоров о «сексе». Но это яростное желание обнажения себя не касается только темы пола. Оно передает новое отношение ко всему сокровенному. Вслед за обнажением тела — нудизм духа. Стыд, стыдливость - все это обретает негативный смысл. Человек должен освободиться от всякой закрытости, говорят нам. Этот выход из себя можно назвать идеологией «раскрытия себя», восторжествовавшей на Западе с 70-х годов прошлого века. У нас в России после «перестройки» в телеспектакле «Суд идет», посвященному показу богохульного фильма, некий г-н Голембиовский четко сформулировал свое понимание независимости и свободы: «Всякая несвобода начинается с запретов в области нравственной». В 20-е годы его духовные предшественники действовали проще - выходили на улицу голые с плакатами: «Долой стыд!» Их могли видеть немногие прохожие, а эти далеко превосходят тех по бесстыдству и могут, благодаря телевидению, входить каждый день сразу во все дома страны. Новая мораль предлагает преодолеть стыд, чувство вины за обнажение себя перед другими. Исповедание этой веры очень простое: «Мне нечего скрывать, я все показываю вам и все говорю». Психологический демарш становится банальной общественной практикой. Тайна, молчание, целомудрие - непопулярные сегодня слова. Надо каждый день «приоткрыть завесу», «нарушить молчание», исповедать свою нетрадиционную ориентацию или свое неумеренное пристрастие к каким-либо сладостям.
Мы можем без преувеличения говорить о медленном и неодолимом растворении личного в публичном. Нет больше сокровенного, нет тайны. Но подлинное общение предполагает прежде всего сокровенность. «Принимайте меня таким, какой я есть», - с вызовом заявляет «новый человек». Тоталитаризм обнаженности, угроза уничтожения внутреннего человека. Известно, что сатана - обезьяна Бога. Вместо исповеди пред Богом, исповедь перед растленным миром. Утверждение греха как нормы, поклонение сатане.
январь 2008 г.
© Общественный Комитет "За нравственное возрождение Отечества"