Миссионерство, проповедь Евангелия - это же призвание священников. А что же делать мирянам? Или мы должны все подряд, как протестанты, начать проповедовать всем подряд?
С. Соколов, г. Астрахань
Вспомним, как были призваны первые ученики. Это событие может быть понято только в свете Пятидесятницы, которой живет Церковь. Ибо мы поистине та же самая Церковь, призванная Господом. Быть Церковью значит быть призванными вместе с первыми учениками Христовыми. Мы - таинство этой Церкви, мы и есть та самая апостольская Церковь.
В этой Церкви, в этом общении Духа Святого должен каждый из нас без конца слушать зов Христов. Каждый из нас призван - в каком бы возрасте он ни был. Христос не оставляет нас. Мы не просто Его посланцы в этом мире, мы - Его тело. Наш воскресший Господь - вовеки живой. Мы - таинство Его Тела, Его видимое явление для мира. Все заключается в этом Его присутствии. И в этом единении, где мы слуги всех в Едином Слуге Иисусе Христе, как Он Сам Себя называет на Тайной Вечери. Он и есть наше служение, миссионерство, зов, обращенный ко всем нам со дня нашего крещения и вхождения Духа Святого в нашу жизнь, наше призвание, о котором мы часто забываем. Мы все призваны проповедовать Евангелие, но мы не можем всегда это делать. Каждый из нас равным образом призван быть ответственным за подлинность человеческого общения, за любовь, но мы не всегда оказываемся способными это исполнить. Однако у нас есть призвание, которое будет длиться вечно - призвание священства. Мы все царственное священство - даром Святого Духа, Его вхождением в нас с самого нашего крещения.
Что значит быть священником в Едином Священнике - Иисусе Христе? Это значит быть Его присутствием, Его ликом перед другими людьми, и одновременно быть их присутствием, их лицом пред Богом. Если мы принимаем наше призвание и если мы правдивы в своем выборе, мы должны будем признать, что это призвание — крестное. Оно есть четвертование, казнь на кресте. Потому что, с одной стороны, мы грешники как все, больше чем все, потому что нам больше дано, и мы едины с их страданием, а самое великое страдание человека - в том, что нет Бога в его жизни. Все его несчастье проистекает из этого. И в то же время мы уже святые. Мы едины с любовью распятого Бога к людям. Ибо страдание Бога, ставшего человеком, - в том, что те, за кого Он отдает Свою жизнь, не знают Его и не живут Им. Это двойное единство, которого мы не можем избегнуть, делает нас распятыми подобно Христу, и тайна Его Креста постоянно присутствует в нас.
Но благодаря этому Христос - наше воскресение, наш вечный союз с Богом, наш мир. И благодаря этому даром Христа мы можем быть так же великим даром воскресения и мира. Что происходит за каждой Божественной литургией? Мы вступаем реально в тайну того, что мы все - народ Божий, царское священство. Мы становимся приношением Богу. Приношением чего? Под видом хлеба и вина мы приносим все, что должно быть принесено Ему. Не только самих себя - всех во Христа крестившихся - оставим Богу исчисления, сколько на самом деле в нашей стране православных христиан. Господь заботится о нас, позаботимся мы о других. Принесем Господу всю нашу страну, весь мир, всех любящих и ненавидящих нас, как говорим мы в наших молитвах, ибо не знают они, что творят.
Принесем всех, кто страдает, всех, кто сеет вокруг себя смерть, ибо они не знают любви, которой их любит Бог. Это чудо Креста, эта сила Духа Святого проникает в Хлеб Евхаристии, наполняет его, преобразует его, делает живым Телом Христовым, которым мы должны стать, причастившись ему, чтобы давать жизнь другим.
Для чего молиться, если Бог заранее знает, что с нами будет и что нам нужно? Мне кажется, жизнь не особенно подтверждает пользу от молитвы. Сами верующие говорят, что их прошения часто не исполняются. А посмотрите, что происходит с православной Церковью, претендующей на абсолютное обладание истиной! Что-то незаметно, чтобы Бог хранил ее «от всяких бед». Не по этой ли причине отпали от нее миллионы, когда пришли эти беды? Не подумайте, что я против Церкви, но подобные мысли часто мучают меня.
Е. Долматов, г. Кострома
Бог дал человеку свободу, и без глубокого, молитвенного желания человека не может дать ему ничего истинно ценного. Хотя заботится и о самом малом. Потому неодинаковой бывает глубина нашей молитвы. Но главный смысл ее - узнать, что Бог есть и что Он держит тебя за руку.
Царства утверждаются и рушатся, народы распространяются по земле и умаляются, властители мира сего рождаются и умирают. Общества, объединения, учреждения, философии, идеологии, секты и ереси образуются и исчезают. У них есть свое время, а Церковь вечна. Однако в свое время они кажутся исполненными великого значения. Мы видели недавно, как одна политическая партия в нашей стране являла свою как будто неодолимую силу, в то время как Церковь казалась почти несуществующей. Сегодня на смену той партии приходят другие, а Церковь, несмотря на обретенную ею внешнюю свободу, на рост вновь восстанавливаемых храмов и монастырей, по-прежнему выглядит нищей и немощной. Мы знаем из истории, как несовершенные формы христианства, отступившие от чистоты исповедания веры, казалось, приносили добрые плоды, что я говорю - они казались во многих отношениях более процветающими, чем православие. Однако был ли когда в нашей Церкви человек молитвы, который мог бы сказать, что молитва обманула его?
Если ты с Богом, чего тебе недостает? Чем обладает самый богатый в мире человек, если у него нет Бога? Или ты думаешь, что богат тот, у кого гроб золотой, и нищ тот, у кого ум и сердце наполнены Богом, дарующим вечную пасхальную радость? Что касается наших земных путей, Бог, если мы верны Ему, без всякого сомнения, распоряжается нашими делами лучше, «нежели как предначертали бы мы сами», говорит святитель Василий Великий.
В Символе веры мы поем: «Верую во едину святую соборную и апостольскую Церковь». Церковь свята? Не имеет пятна или порока или нечто от таковых? Почему же тогда тот же апостол Павел пишет о бедах от лжебратий, почему в истории Церкви были так называемые лжесоборы? Почему вся история Церкви, если посмотреть на нее беспристрастным взором, явно далека от святости? Да что там история Церкви, достаточно взглянуть на тех, кто сегодня ее составляет, — от высших до нижних. Как же Церковь может сообщить свою правду и свой мир охваченному враждой миру?
Л. Кириенко, г. Киев
Прежде всего надо напомнить, что одна внешняя принадлежность к Церкви еще не делает нас христианами. Тот, кому на самом деле дано было узнать, что Бог есть, не может жить так, как он жил прежде. Известно, что самые великие враги Божии - христиане только по имени. Еще в I веке апостол Павел писал таковым: «Из-за вас имя Божие хулится среди язычников». Но в Вашем вопросе о святости Церкви есть еще другая, не менее важная сторона.
Веруем и исповедуем, что Церковь свята. Но эта святость не есть совершенная святость Бога, Который, как мы поем, Един свят. Святость Церкви непрерывно подвергается опасности искушения. Церковь всегда нуждается в милосердии Бога, в Его благодати, в прощении грехов. Она стремится стать, и она должна быть, согласно воле Христовой, общением святых. Но в земном странствовании, поражаемая злом человеческим, она остается общением грешников, и потому общением кающихся. «Яко Ты еси Бог кающихся», - возглашает священник в таинстве исповеди, предваряющей таинство Евхаристии, где мы становимся единокровными, едиными со святым Богом. Вот почему только дар благодати может устранить грехи, совершенные в святой Божией Церкви. Церковь - в мире, и мир - также в Церкви: сердце человеческое - место сражения благодати и греха. «Поистине, одни у нас желания, оттого что мы живем во Христе, - говорит блаженный Августин, - и другие - оттого что мы живем в мире». Где неложное покаяние, там Бог являет Свою святость, Свою любовь к человеку - самую глубокую силу жизни, которую мы, христиане, призваны сообщить другим людям, умирающим от отчаяния. Дать можно только то, что имеешь. Например, нельзя никому дать мир, если его нет у тебя. Нельзя примириться с кем-либо, если мы не в мире с собой. Без Христа этого не может быть, потому что Христос - мир наш. Христос хочет, чтобы мы уподобились Ему не просто в каких-то действиях любви, сколько бы они ни были похвальны. Мы должны осознать себя едиными с Ним, сокровенно едиными, как ветви с Лозой.
Трудно не согласиться с теми, кто говорит, что мы живем в апокалиптические времена. И чем ближе к концу, тем сильней разжигается пламя печи Вавилонской. Что нам делать? Продолжать обличать тех, кто разжигает эту печь? Но мне кажется, жизнь достаточно убедительно показала, насколько это обличение бесплодно. И, наверное, не случайно на самом ответственном этапе нашего пути, Великим постом, мы исповедуем прежде всего свою греховность: «Согрешихом, беззаконовахом, неправдовахом пред Тобою, Господи». Эта песнь трех отроков на краю гибели среди огня - не должна ли помочь нам увидеть, где мы можем найти исход из нынешних бедствий? Господь может призреть только на покаяние и смирение. А все попытки найти разрешение вовне - бессмысленная трата сил.
С. Шмакова, г. Севастополь
Разумеется, без покаяния и смирения нет христианства, и не может быть надежды на Божию помощь. Но обратите внимание - эти юные отроки, брошенные в раскаленную печь, в то же время бесстрашно обличают Навуходоносора, называя его «лютейшим паче всея земли». Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что правда и смирение не разнятся между собой, а созидают друг друга. Как часто это расходится с пониманием правды и смирения в современном христианском мире! Вот типичное ложное представление о смирении: «Я молюсь, и меня не касается, какой у нас царь и какое нечестие и идолопоклонство насаждается повсюду, во всем народе».
«Лютейший паче всея земли», - говорят юные мужи о нечестивом правителе, исповедуя свою греховность. Одно питает другое, потому что и то, и другое - правда. Не может быть смирения, основанного на лжи. Это - лжесмирение. Святой Иоанн Златоуст говорит, что его не то изумляет в подвиге трех отроков, брошенных в печь Вавилонскую, что они угасили силу огня, а что, находясь перед лицом смерти, они мужественно исповедали истину и правду. Небесную и земную.
Мы знаем, что пока существует Церковь от Первого до Второго Пришествия Христова, эти святые будут стоять перед нами святой иконой. За каждым богослужением ирмосы седьмой и восьмой песни канона на утрени посвящаются им. Прежде чем «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим», мы проникаем в тайну Воплощения Сына Божия и в тайну Его Второго Пришествия - со всеми святыми Ветхого и Нового Завета, угодившими Богу.
февраль 2009 г.
© Общественный Комитет "За нравственное возрождение Отечества"