Преподобный Серафим Саровский и многие другие святые отцы говорили, что цель христианской жизни — стяжание Святого Духа. Не есть ли это желание сладостных утешений, в то время как мы знаем из Писания, что «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие»? И самая великая скорбь, как пишет об этом преподобный Силуан Афонский, — богооставленность, утрата благодати. Что такое подлинное духовное утешение? Я знаю людей, которым мало одних земных утешений. Прослышав, что в Церкви даются необыкновенные переживания, что вера — это встреча с живым Богом, они начинают ходить в храм, стараются исполнять все, что полагается, и больше чем полагается, в течение какого-то времени, иногда довольно продолжительного. Но не получив желаемого, отходят с разочарованием, и даже с негодованием.
Анатолий Никитин, г. Подольск
Долгое время в течение своей жизни некоторые из нас спрашивают себя, как Бог может действовать столь странным образом. Почему Он так долго хранит молчание? Почему вера столь горька? Он, Который может все, почему Он не откроет Себя людям более явным образом?
Иные могут сказать, что Бог, оставаясь молчаливым, делает все, чтобы показать нам Своим молчанием, что Его не существует, что мы занимаемся сомнительным делом, ища Его, и что лучше было бы для нас заняться тем, как обустроить землю. Столько людей остаются перед молчанием Бога, убежденными в том, что Его не существует. На самом деле вопросов гораздо больше. Многие соблазняются, видя то, как Бог управляет миром. Если Бог существует, почему столько зла в мире? Если Бог есть любовь, почему столько страданий? Если Бог — Отец, почему все с неизбежностью кончается смертью? И если мы стучим в дверь, как заповедано нам Христом, почему она не открывается?
Мы размышляем об этом и множестве других вещей, когда, можно сказать, являемся новичками в Его школе. Потом, идя по пути веры с терпением, не отчаиваясь перед первыми трудностями, упорствуя перед Его дверью с настойчивостью человека, умирающего от голода, и прежде всего веруя Евангелию как безусловной истине, мы начинаем понемногу видеть, как все совершается, понимать образ Его действий, различать Его неслышный шаг в нашей жизни. Мы уже не удивляемся, что Он обращается с нашей душой как с невестой в Песне песней, что Он убегает, когда мы пытаемся сами открыть дверь. Открывать дверь — это то, что принадлежит Ему, а не нам, человекам, всегда куда-то спешащим. Грех — это то, что мы восприняли всем своим естеством от Адама, и наше желание обладать — сильнее нашей любви к Богу.
Потом мы начинаем понемногу понимать плач преподобного Силуана Афонского: «Скучает душа моя о Господе» и муку других святых от благодатного отсутствия в их жизни Бога. Но постепенно, с помощью этих же святых, нам становится ясно, что и в этой пустоте Бог присутствует как всегда. Он присутствует таким образом с нами, жаждущими Его утешения, чтобы сильнее возжечь угасающий в нас огонь. И, кроме того, не должны ли мы были очистить свою веру, чтобы сделаться способными сказать Ему, что веруем в Него совсем не из выгоды и не из какого-то высокого, как нам может показаться, интереса, но потому что любим Его? С нами, жаждущими Его света и Его истины, Он присутствовал как тьма. Никогда до этого мы не понимали так ясно значение облака, которое вело народ Божий в пустыне.
Прежде чем принять наши объятия, Бог хочет доказательств нашей верности. Но мы слишком убоги в любви, пропитаны насквозь себялюбием. Нам кажется порой, что мы любим Бога, но в действительности мы любим самих себя. Мы всегда должны быть готовы ответить на этот вопрос: любим ли мы Бога, потому что Он Бог, или потому что Он разрешает наши проблемы? Самое худшее, чего Он страшится, — это брак по расчету. Бог всегда бежит от этой опасности. Мы должны любить Бога, потому что Он — Любовь, а не потому что Он нам нравится. Между тем и другим есть существенная разница. Поистине, Любовь, а не просто сила, Любовь, а не самое великое для нас наслаждение. Так мы начинаем понимать, какими должны быть наши вера, надежда и любовь. И что значат слова Евангелия о большем из рожденных женами: «Иоанн не сотворил никакого чуда, но все, что сказал Иоанн о Нем, было истинно» (Ин. 10, 41).
Бог не является нашему любопытному духу, Он открывается нашей верности и нашему смирению. Чтобы научиться любить, мы должны по-настоящему усвоить, что способность любить исходит от Бога. Он предал Сына Своего Возлюбленного Страданиям Голгофы ради спасения всех. Всеми оставленный Христос — не есть ли это образ самого высокого доказательства любви Божией к каждому из нас? Здесь мы можем найти лучшую поддержку, проходя через испытания кажущейся для нас оставленности, прежде чем откроется нам Пасха Господня Его Крестом.
В евангельской притче о злых виноградарях мы слышим слова хозяина виноградника: «злодеев сих предаст злой смерти». Мы знаем, что хозяин виноградника — это Сам Бог. Неужели Бог, Который есть любовь, поступит так? Согласитесь, что большинству современных людей, даже не верящих в Бога, запрет на смертную казнь, принятый в новой просвещенной Европе, представляется более гуманным, чем то, что они могут услышать в этом Евангелии. Может быть, стоило бы ради пользы церковной — привлечения в нее ищущих подлинного добра людей — пересмотреть кое-что и в самом Писании?
Зиновьева Г.Е., г. Санкт-Петербург
Одна мысль невольно приходит в голову при чтении этой притчи: наш Бог — не «добренький Боженька», не «добродушный Бог». Почему? Действительно, в последнее время многие усердно стараются создать некий образ Бога, который, в отличие от прошлого, более соответствует современным понятиям, — Он более праведный, более прекрасный и более соответствующий, как им кажется, Писанию.
Образ Бога в прошлых веках — прежде всего образ Бога всесильного, Который наводит страх, постоянно угрожает, поражает, наказывает и наконец посылает многих во ад. Новый образ противоположен этому. Он ставит перед нами Бога, Который есть Любовь. У Него добрый Лик, Он предельно сострадателен и расположен прощать семьдесят по семь и даже более! С таким Богом ни у кого нет проблем: Он делает все плохое небывшим, всегда дает новый шанс и открывает для всех очень широкие врата Своего рая. С таким Богом разве может быть ад? Все должны быть довольны, никто не будет жаловаться, что образ бесконечно доброго Бога вытеснил образ Бога, имеющего праведное воздаяние.
В образе Бога-Любви мы воздаем подобающую Ему славу, отдавая отчет в том, что Он на самом деле такой и есть. Здесь нет вопроса. Вопрос один — как, создавая образ Бога любви, не сделать из Него Существо без плоти и кости, и «без стержня», — то, что противоположно истинному Богу?
Поистине Бог есть любовь. Вот точное, все определяющее слово. Но о какой любви идет речь? Читая Евангелие о злых виноградарях, можно ясно видеть, что речь идет о любви предельно крепкой и предельно хрупкой. Как Господин виноградника любит Свой виноградник! Он любит его с самого начала его насаждения. Он все сделал для него. И все сделает еще. Чтобы защитить его от разорения, Он посылает Своих слуг, наконец Своего Сына.
Какая безмерная любовь! И в то же время какая требовательность по отношению к виноградарям! Он ждет, когда виноградник принесет свой плод. Он даже требует, чтобы это непременно произошло. Если виноградник не принесет плода, Он будет глубоко опечален, Его реакция будет сильной, но не с тем огнем, который исходит из жестокого сердца, а с тем, который невольно исходит из сердца любящего. Ибо кто любит, тот не мягкотелый, не добренький. Он целостный в своей любви и ревнивый. Ревнивый в том смысле, в каком ждут всего от любимых те, кто любит. Они ждут привязанности, верности, твердости в испытаниях. Оттого что они много отдают, они надеются много получить в ответ. Любовь безразличная, любовь, которая не настаивает ни на чем, не спешит дать любимому лучшее, что у нее есть, любовь, которая не ранена ни неверностью, ни отвержением любимого, — является ли такая любовь действительно любовью? Бог отвечает: нет!
Вот почему мы должны сегодня увидеть в этой притче Бога, сурово относящегося к Своему винограднику и особенно к тем, кому Он доверил ответственность за него. «Итак Я скажу вам, что сделаю с виноградником Моим: отниму у него ограду, и будет он опустошаем; разрушу стены его, и будет попираем» (Ис. 5, 5). И «когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (Мф. 21, 40—41).
Неужели Бог, Который есть любовь, поступит так? Да, и Его суд будет судом любви. И Бог любви поступит подобным образом с нами, если мы не принесем в нашей жизни ожидаемых Им плодов.
Известно, что христианство благословляет все земные радости, кроме греха. Что естественно — не безобразно. Но известно также, что современная массовая культура и СМИ так настойчиво смешивают земные радости с грехом, как будто уже хотят сказать: не существует радости кроме греха. И все это, разумеется, — во имя самого дорогого для человека — свободы. Мой вопрос риторический: можно ли избежать греха в земных радостях, живя без Бога? Но в плане миссионерства, о котором мы сегодня много говорим, мне кажется, есть о чем задуматься. Какова должна быть мера нашего участия в этих «земных радостях»? Я имею в виду здесь также искусство, науку, спорт и разного рода общественно-развлекательные мероприятия. Еще раз хочу подчеркнуть, что речь идет именно о степени и о мере. Как бы второстепенное не потеснило главное! Ведь то, что как будто естественно, относится все-таки к области «падшего естества», как говорят наши святые. Тем более в современном, все более делающимся безобразным мире.
В. Суханов, г. Новгород
Разумеется, наша свобода не может быть связана (Рим. 8, 38), сердце человека остается неуязвимым для бесов — по крайней мере, если есть отказ заключить с ними договор. Влияние их может быть только по мере того, как мы соглашаемся с его внушениями, ибо между сатаной и личным самосознанием всегда остается духовное расстояние, так что мы можем отделить себя от его лжи.
Свободный выбор совершается на уровне личного сознания. Существует опасность коллективного анонимного общественного мнения, которое утверждается через СМИ, эксплуатируя в этой области реакцию бессознательного. То, что принято за норму массой, в конце концов начинает казаться естественным. Так происходит развод не только с евангельскими заповедями, но со стыдом и совестью. Важно убедить человека в том, что это естественно. А что естественно — не безобразно. Не бойтесь, мы помогаем вам обрести себя. Тонкое язычество маскируется гуманизмом, заботой о человеке, льстящей его естественным наклонностям. Можно начать, например, с некоего культа природы, разумеется, без Христа Бога. Вы хотите восстановить в себе то, что искажено так называемой цивилизацией? Однако, будучи слепыми к узнаванию невидимой красоты за видимой, люди становятся рабами «вещественных начал», по слову апостола Павла (Гал. 4, 9). Сколько вещей, хороших самих по себе, скользя по наклонной, вследствие бессознательного идолопоклонства, доходят до насилия над внутренней свободой. Это может быть учеба, культура, труд, спорт, все, что угодно, — тем, что отрывает нас от самих себя и вовлекает во флирт с «богом века сего» (2 Кор. 4, 4). Все находящееся исключительно в душевной плоскости невольно направляет к самоутверждению, даже к культивированию нарциссизма и даже сатанизма, со всеми вытекающими последствиями.
февраль 2012 г.
© Общественный Комитет "За нравственное возрождение Отечества"