Ответы на вопросы читателей журнала «Русский Дом» — сентябрь 2017 г.

Вера? Говорят, не трудно научить, но трудно сохранить.

И. Воликов, г. Пермь

Вера — самое великое сокровище, какое у нас есть. И потому мы должны употреблять все средства, чтобы сохранить ее и умножить. Разумно также, что мы должны защищать ее от всего, что может ей повредить: сомнительное чтение (особенно в то время, когда заблуждения распространены), зрелища, загрязняющие сердце, реклама, пропагандирующая «успешный образ жизни», телевизионные программы, уничтожающие сокровище, принятое нами. Мы должны быть особенно бдительными, когда среда и обстоятельства, влияющие на нашу жизнь, — как никогда трудные. Обратим внимание, как мы поем Символ веры за Божественной литургией и как мы читаем его в начале дня — является ли это подлинным исповеданием нашей веры?

В эпоху неверия и лжеверия, смешения вер и модернизма мы должны исключительным образом бдеть, чтобы не отступить ни в чем от чистоты православия, даже в малом. Потому что если мы уступим в одном, мы с легкостью уступим потом и в другом, и мало-помалу придем к тому, что и серьезные перемены будут для нас нормальным явлением. И если раз за разом мы будем дерзко класть руку на то, что принято святыми отцами, не придем ли мы в конце концов к полному отвержению нашей веры?

Если мы храним веру и осуществляем ее в нашей обыденной жизни, мы будем способны передать ее другим. Мы дадим миру то же свидетельство, какое давали первые христиане: они были тверды, как камень, перед лицом невообразимых трудностей. Многие из наших близких, видя, что наша жизнь согласна с верой, которую мы исповедуем, обратятся к Церкви, благодаря этому ясному и непоколебимому свидетельству. «Тако да просветится свет ваш пред человеки, да видя добрые дела ваши, люди прославили Отца вашего, Который на небесах» (Мф. 5, 16). Исповедовать Господа перед людьми, значит быть живыми свидетелями Его жизни и Его слова.

Да, мы должны не употреблять слово Божие всуе и остерегаться давать святыню тем, кем она может быть попрана тут же или вскоре. Но остается вопрос. Почему нам недостает смелости говорить о Боге нашим друзьям? Может быть, из-за человекоугодия? Или, может быть, мы равнодушны к судьбе тех, кого Господь поставил рядом с нами? Помним ли, что сила Божия с нами, и она может рассеять всякий страх перед будущим? Тот, Кто призывает нас к святости и Христову служению, дает нам благодать его совершить.

Что происходит у нас с медициной? Может быть, так и надо? Может, Господь все более лишает нас нужной человеческой помощи, чтобы мы в безвыходном положении обращались к Нему? Между прочим, мне приходилось нередко встречать христиан, которые считают, что даже в случае серьезных заболеваний не нужно обращаться к врачу, а только молиться. При этом приводят в пример некоторых святых.

Л.М. Каретникова, с. Дивеево

Предание себя Богу не освобождает нас от наших действий. Мы должны молиться Богу, как если бы все зависело от Него, но поступать так, как если бы все зависело от нас. Несомненно, Господь совершает порой и внешние чудеса. Но главное чудо — иное. Оно заключается в том, чтобы действительно предавать свою жизнь в волю Божию и одновременно быть соработником Божиим. Да, в Церкви были такие святые, которые реально жили благодатью Божией и знали, что благодаря болезням они хранят сугубую связь с тайной Креста Христова, и потому не теряют благодати. Некоторые из них по этой причине даже молили Бога, чтобы Он не отнимал у них болезни. Но глубину такой духовности не просто приобрести.

А для нас, для большинства находящихся в Церкви, существует общее правило среднего царского пути. В большинстве случаев молитва не заменит врача, если человек сломал ногу. Сколь многие хотели бы иметь Бога в качестве терапевта, Того,  Кто уволил  бы за ненадобностью врачей, фармацевтов, всех работников медицины. Но слово Божие непреложно: «Не искушай Господа Бога твоего». Ибо и врач, как говорит Писание, — дается от Бога (Сир. 39, 1). Разумеется, добросовестный врач, а не знахарка или экстрасенс, или иной какой проходимец, каковых сейчас из-за недостатка медицинских учреждений развелось, увы, немало.

Дорогой отец Александр! Я недавно стала ходить в церковь — после смерти своего мужа, которая обессмыслила все мое существование и заполнила беспросветным унынием. Я с детства крещеная и знаю, что душа бессмертна. Но вера у меня, увы, очень слабая и смутная. Большинство моих знакомых неверующие, и на мои попытки заговорить с ними о вере и о бессмертии они отвечают словами, похожими на те, что я читала в Евангелии: «Ты видела хоть одного человека, вернувшегося с того света?» Дело в том, что с Евангелием я уже немного знакома. Моя соседка подарила мне его вместе с молитвословом и маленьким церковным календариком. «Открывай эти книги каждый день хотя бы на 10 минут и ходи в храм по воскресеньям и праздникам», — сказала она. Между прочим, из подаренного мне календаря я узнала, что новый год в Церкви в отличие от гражданского нового года начинается 1 сентября (14 сентября по новому стилю).  Хотела бы услышать от Вас более подробное объяснение, что означает для нас следование церковному календарю. Почему существует это двойное измерение времени? В чем смысл? Простите за мой неразумный вопрос.

Ольга Ткачева, г. Москва

На самом деле Вы задали прекрасный, самый главный вопрос. Его можно было бы сформулировать по-другому: в чем смысл жизни, если все кончается смертью? Да, мы живем, как все люди, следуя в наших земных делах общепринятым исчислениям. Но этого недостаточно для крещеного верующего человека. Смысл следования церковному календарю — в том, чтобы наше время приобрело измерение вечности. В течение всего богослужебного года нам надо неотступно следовать за тем, что предлагает Церковь. Может быть, кому-то из нас это покажется слишком трудным — ведь это означало бы переворот всей нашей жизни, внешней и внутренней. Но как раз это и нужно! Мы должны дать в нашей жизни место для Бога, чтобы Он мог преобразить нашу жизнь в Свою жизнь. Мы думаем, что живем здесь полной жизнью. Но Христос говорит: «Я пришел, чтобы имели жизнь, и имели с избытком» (Ин. 10, 10). Только изо дня в день приобщаясь Ему, можем мы преодолеть наше маловерие и уныние. Узнать, для чего родились мы на свет и в чем наше призвание.

В конце концов, вопрос не в том, будем ли мы жить после смерти, но прежде всего — являемся ли мы живыми сейчас. Потому что поистине смысл нашей жизни и призыв Евангелия — победить смерть, которая делает нас придатком нашего биологического существования. Того, что является простым результатом физико-химических и органических процессов. В биологическом плане наше существование не отличается с очевидностью от существования животных. Как таковые мы не существуем. Если все определяется в нас этим, мы уже мертвы. Потому что нет никаких оснований продолжать это биологическое существование. Почему наша биология должна быть более священной, чем биология какой-нибудь морской свинки? Совершенно ясно, что бессмертие не имеет никакого смысла, если вечная жизнь отсутствует в нашей сегодняшней жизни. Быть вне вечной жизни или быть мертвым — это одно и то же. Дать одной физиологии определять нашу жизнь или быть мертвым — это одно и то же.

Вот почему так много людей уже мертвы. Потому что они не побеждают смерть победой Христовой, потому что предают себя слепым силам, действующим в мире. Они мертвы, потому что не знают призвания человека, потому что не имеют доступа к свету Христову. Они мертвы, потому что не имеют общения с источником жизни. Подлинное ничто для человека — отсутствие этого человеческого измерения, которое составляет наше достоинство. Где отсутствует человеческое измерение, там для человека наступает небытие. И, наоборот, там, где жизнь проистекает из своего источника, где она становится общением любви, где она торжествует над всеми слепыми силами, которые делают нас просто частью вселенной, — эта жизнь становится вечной. Она становится центром, к которому устремлена вся история человечества, и из которого она исходит.

Как прекрасно сказал поэт, в каждом взгляде вновь рождающегося ребенка — рождение новой вселенной. По крайней мере, здесь присутствует возможность рождения еще неизвестного мира, который в этом взгляде открывается по-новому. И который в этом сердце может стать новым приношением Богу. Это своего рода прикосновение к невидимому свету. Жизнь вновь обретает значение. Мир перестает быть безликим. Он становится проницаем для духа. Он — книга, в которой святые читали тайны Пресвятой Троицы. Он перестает быть внешним, он видится изнутри. И открывает Тот же Лик, что и Священное Писание.

Поэтому не надо спрашивать, почему мертвые не возвращаются. Это ничего не значит, потому что в мире духовном узнавание истины есть рождение. Столько небытия, столько отсутствия жизни в разговорах, которые занимают большую часть наших дней! Так что кажется невозможным, чтобы человеческое лицо открылось в этих словах, которые являются выражением нашей ограниченности и нашей удаленности от главного. А может быть, эти люди скрывают свое подлинное лицо, боятся открыться взгляду другого. Хотя иногда вдруг явится живое человеческое лицо. Как будто спадает маска, и все кажущееся исчезает. И мы видим разрывающую душу подлинность человека — среди горя, среди одиночества, среди мрака. Или среди света и красоты Богом сотворенного мира. И затем внезапно мы обнаруживаем в этом страдании или радости почти зримое Его присутствие. Из этой глубины и в этой глубине является нам, наконец, единственная жизнь нашей жизни.

Время, измеряемое вечностью, озаряет род человеческий лучами света Христова. Здесь молитвы и праведность, здесь страдания и надежда всех веков прежде Рождества Христова. И всех веков — по Рождестве Христовом. Речь идет о том, чтобы победить смерть. Жизнь вечная и красота человека должны открыться нам здесь и сейчас. Сегодня должна начаться вечная жизнь, сегодня мы призываемся победить смерть, которая присутствует в каждом нашем грехе. Благодатью наших праздников возвратить смысл всему, что происходит в жизни каждого из нас и во всей человеческой истории. Сегодня мы должны придать всему человеческое измерение, чтобы мир стал пригодным для жизни, достойным человека и достойным Бога.

Протоиерей Александр Шаргунов