После подачи в суд на выставки «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство» устроители их неоднократно выступали в прессе с такими обращениями к верующим: «Какие же вы христиане? Вы претендуете на знание самой истины, а где же ваша любовь? У христиан не должно быть врагов. Они всех любят и прощают». И прямо в зале суда предлагали заключить перемирие, не отказываясь при этом от своего отношения к Церкви. Мне кажется, что в их предложении было не просто кривляние, а покушение на что-то весьма существенное в человеческой жизни. Не напоминает ли это историю, описанную как-то в «Русском Доме», о православных христианах, получивших благословение от своего духовника на учебу в ГКА им. Маймонида, знаменитого иудейского раввина, который провозглашал: «Подобает убивать и бросать в ров погибели Иисуса из Назарета и всех его последователей»?
Станислав Бабурин, г. Москва
Принятие этого предложения кощунников было бы равносильно нашему косвенному участию в богохульных «перфомансах». Не существует христианской истины и мистики, отделенной от нравственного порядка. Дружба с сознательными врагами Христовыми есть презрение к нравственному порядку, то есть разрушение здания всей христианской жизни. Существенным свойством христианского сознания (в отличие, например, от гностицизма) является включение в него нравственного измерения. Без нравственной жизни можно предложить все что угодно, даже якобы «знание», но истинного знания или мудрости в христианском смысле этого слова без нее не существует. Мы можем проследить в самой обыденной христианской жизни последствия этого разрушения христианского сознания — пример, который Вы приводите, весьма характерен.
Что такое отказ иметь врагов? Там, где разрушено христианское видение мира, а затем и нравственное содержание христианской жизни, остается только опустить человека до самого жалкого состояния. Остается только предложить низость и подлость как идеал, как высшую добродетель. Такого результата несомненно добиваются те, кто объясняет, что христианин — это существо, у которого нет врагов, и что Церковь — общество, которое не может иметь врагов. Странно, что такое отношение слывет у кого-то евангельским, ибо заповедь «любите врагов ваших» предполагает прежде всего различие между друзьями и врагами. Идея сражения, войны с врагами (не только невидимыми, но и видимыми) занимает такое место в писаниях святых отцов, что можно только удивляться чьим-то попыткам каким-то образом ее затемнить.
Но факт есть факт: под видом «христианской любви» предлагается идеал, согласно которому не может быть и речи нападать на кого-либо, а значит и защищать что-либо. Этот всеобъемлющий пацифизм, не имеющий ничего общего с борьбой за душу каждого человека, на нормальном языке называется трусостью. Страх, как одно из человеческих чувств, имеет право на существование. Но он теряет всякое положительное значение, когда человек как страус пытается спрятаться от опасности, зарывая голову в песок. Этот страх может показаться как бы извинительным, по крайней мере, в попытках изобразить свою слабость «любовью».
Это новое идеологизированное христианство не удовлетворяется тем, что лишает человека мужества. Оно превращает его в лишенное естественных свойств извращенное существо. Круг замыкается. Претензия на любовь — на высшую духовность — кончается тем, что идеологизированный христианин становится ниже человека. Этот универсальный мир со всеми и этот всеохватывающий, превосходящий все на свете экуменизм, к которому мы приглашаемся, на самом деле есть растворение разума, затем нравственного чувства и наконец мужества. Если кто хочет проверить истинность этого утверждения, достаточно будет ему посмотреть на упомянутых Вами «маймонидов». Он увидит, что идеологизированный христианин готов сегодня все извинить всем врагам. Только по отношению к своей православной вере, к своей Церкви, к святым отцам, для которых абсолютно немыслим подобный либерализм, он объективно остается критически настроен. Таким образом, оказывается, можно использовать христианский словарь, лишенный своего содержания, можно говорить о христианской жизни, как бы приобщаясь ей, и ссылаться на Евангелие — эта ссылка противоположна его смыслу. Каждый из нас должен понять, до какой степени такой образ мысли и действий далек от Евангелия. В нем — воскрешение всех старых врагов Церкви. Потому надо быть совершенно слепым, чтобы не видеть, до какой степени эта идеология, как и всякая идеология, есть опасная карикатура на христианскую веру, на веру Церкви.
Как человеку стать самим собой? Большинство, почти все — разумеется, СМИ и массовая культура, — уверенно провозглашают сегодня: надо освободиться от всех запретов, нравственных и тем более религиозных, чтобы ничто не мешало реализовать себя. И никто не мешал другим жить так, как они хотят. А тех, кто с твердокаменным упорством и воинствующей нетерпимостью держатся за старое, пока терпят, но скоро поставят на место. Жизнь возьмет свое. Пусть христиане, говорят они, перестанут пугать: «Человек на пути исчезновения»! Такую буквально фразу я прочитала в одной из Ваших статей. Она заставила меня серьезно задуматься, и когда я поделилась этой мыслью с одной своей неверующей знакомой, то услышала в ответ: надо еще разобраться, кто на самом деле «на пути исчезновения». А на мои слова, что речь идет о «человеческом в человеке», она сказала: «Что это такое? Кто это исследовал?»
Ирина Стародубцева, г. Кишинев
«Человеческое в человеке» одновременно самое существенное и непостижимое в нем. Но может ли оно быть иным? «Человеческое в человеке» не есть результат каких-то исследований. Оно — образ Божий, и в нем замысел Божий о предназначении человека. Этот замысел непрерывно подвергается опасности.
В самом воздухе сегодня расплывается этот яд, это желание высмеять слишком решительный выбор, слишком твердые убеждения. Все делается, чтобы изобразить их как опасные источники нетерпимости и насилия. Мир хотят вернуть к известным по воинствующему атеизму рассуждениям: чем меньше вера, чем меньше так называемых духовных ценностей, тем меньше фанатизма и насилия. По сути это ничем не отличается от обывательской логики: чем меньше убеждений, тем меньше огорчений. Ибо сегодня, как и вчера, — «горе от ума». Релятивизм, разочарованность, безразличие к добру и злу — залог достижения столь желанного «мира во всем мире». Необходимо понять глубокую, не соизмеримую ни с чем глупость этого общепринятого мнения. Наоборот, насилие, завоевывающее все большие позиции в сегодняшнем мире, — это плод желаний без тормозов, алчности без границ, достижение своих целей без правил — одним словом, результат ослабления осмысленной веры.
Есть прекрасный афоризм: «Общество показывает степень своей зрелости, способностью ставить ограничения». «Человеческое в человеке» обретается на пути ограничений и раскрытия в нем доброго начала, силы его становления, истинного выбора. Чтобы осуществился превечный замысел Творца о человеке — этой воле, упрямой и радостно несогласной с общим течением, отныне мы должны себя посвящать.
Я жизнь прожила, как большинство, достаточно трудно. Преподавала в школе, в институте, многое что пришлось увидеть. Но как-то особенно не задумывалась. А в последние годы — то ли оттого что такое происходит с нашей страной, то ли оттого что моему супругу, который и так всегда был не очень здоров, поставили диагноз ракового заболевания, — в голове у меня, особенно в бессонные ночи, одни и те же вопросы. Пишу Вам как священнику, потому что стала тянуться к Церкви. Почему эта жизнь так тяжела? Почему столько болезней в этом теле, которое мы должны нести и которое должно нас нести? Почему эта неизбывная печаль мира? И чем дальше, тем больше. И сегодня, наверное, как никогда. Это противостояние людей друг другу? Это насилие, эта ложь и эти предательства? Это одиночество и эта смерть? Разве жизнь существует не для жизни, а для смерти? И почему в этих вопросах всегда отсутствие ответа? Почему это небо столь очевидно и столь отчаянно пусто для взоров миллионов сокрушаемых скорбями людей? Вы говорите о древнем грехопадении, о Христе, о Его Кресте и Воскресении. Христос — в вечной радости, но какое реальное отношение это имеет к судьбам народов, к жизни каждого пребывающего в отчаянии человека?
О. Тютяева, г. Новосибирск
Ваши вопросы только лишний раз напоминают, что без веры во Христа Бога жизнь не имеет смысла. А отсутствие смысла в страдании — самое великое страдание для мыслящего человека.
Да, бывают такие скорби, когда утешить может только Бог. Среди нынешних невыносимых скорбей христианин должен иметь взор, обращенный к Тому, Кто был распят. Тогда в Воскресении Христовом откроется высший смысл бытия. В течение всей Своей земной жизни Христос восходит к славе, которую Он имел у Отца, прежде создания мира. Но хотя Он идет к славе, Он не забывает о бедствиях, которые окружают Его — о войнах, о насилиях, о страданиях, — и ищет раскрыть в них также высший смысл. Сегодня — как вчера и как завтра — Бог склоняется к каждому человеческому существу, чтобы предложить ему жизнь, Свою жизнь. И дать возможность ответить на Его любовь любовью, которая есть дар себя. Сегодня, когда горе многих достигает предельных глубин, когда всюду небывалое торжество нечестия, только Бог может утешить Свой народ, только Христос, Который был до конца в оставленности Богом и людьми во время Своих Крестных Страстей, только Он может принести утешение страждущим от скорби, только Дух Святой, от Отца исходящий и Христовым Крестом изливаемый, может дать всей Церкви, каждой душе утешение любви. Единство со Христом, единство с Его Крестом — вот спасение.
Вся жизнь христианина проходит под сенью Креста, который надо полюбить как Промысл Божий, как любовь Божию. Крест обнимает весь мир. Он — посередине земли. В нем есть частица вечной радости для каждого человека без исключения.
Какой самый великий грех нашего времени? И какая наибольшая опасность для Церкви?
А. К. Королев, г. Калуга
Самый великий грех нашего времени — то, что мир утратил чувство греха. А те, кто признает существование Бога, часто отказываются строить жизнь в послушании Ему. Это есть религиозный индифферентизм, отказ от всяких нравственных обязательств по отношению к Богу и к ближнему. Каждый сам себе полный господин и может действовать по своему усмотрению, не принимая в расчет ни Бога, ни ближнего. Потому и приходят не только к отрицанию существования греха, но утверждают законом и даже правом — то, что является грехом.
Например, убийство собственных детей. Когда разрешено убивать тех, кто мешает, — уже не существует границ ни в чем. Грехи самого гнусного разврата рекламируют как естественные и даже как обязательные. И даже христиане не противостоят этому бесстыдству, одни молчат, а иные даже одобряют.
Грех — страшный разрыв, страшный в себе самом и по своим последствиям. Это разрыв с Богом и со всеми людьми, уже сейчас открывающий вечный ад. Но Христос всему миру предлагает покаяние. У равнодушия, у тех, кто мертв по отношению к добру и злу, нет покаяния.
Бог есть любовь, которая открывается только Крестом и абсолютной верностью Церкви Кресту, и потому самая главная опасность, «тайна беззакония» в Церкви — перестановка местами первой и второй заповеди. Жизнь свидетельствует, что человеческая любовь, самая горячая и самая чистая, если в основании ее нет любви к Богу, может стать своей противоположностью и грязью. Если «миражи любви» для Церкви, странствующей в пустыне, — не грязь, тогда чистота — в лобзании Иудином. И своя кровь, как сказал Каиафа, дороже крови Христовой.
декабрь 2010 г.
© Общественный Комитет "За нравственное возрождение Отечества"