Единомыслие между христианами в вопросах веры должно распространяться на всё, до малейших деталей, учение Церкви о Боге, Творце и Промыслителе. Богословский модернизм диаметрально противополагает себя Церкви, и поэтому энергично борется с этим единомыслием, устанавливая в качестве нормы двоемыслие и двусмысленность.
То модернист разделяет по своему усмотрению "важное" от "не важного" в учении Церкви, то провозглашает, что принцип любви покрывает все расхождения в догматах, то учит, что догматы могут иметь любую форму и любой смысл, который каждый устанавливает сам для себя...
Похоже, что с кощунственной выставкой "Двоесловие" в притворе храма св. Татьяны такое разномыслие достигнуто и превзойдено.
Вдумаемся: одни православные христиане утверждают, что выставка является кощунственной по своей концепции и на ней выставлены богохульные экспонаты: "Черная Троица", пародия на хоругвь с надписью "Спасайся, кто может". Что касается других православных, в том числе организаторов выставки о. Максима Козлова и о. Федора Котрелева, они не видят никакого кощунства в своих действиях.
Не кажется им профанацией и общение с участниками кощунственной выставки "Осторожно, религия!", например, с Андреем Филипповым, признавшимся в 2004 г. на суде по делу об этой выставке, что главной ее темой была озабоченность художников оказанием религией давления на общество, когда религия становится православным ваххабизмом. Для кураторов и настоятеля храма св. Татьяны ничего не значит и защита А. Филипповым А. Тер-Оганьяна, разрубавшего иконы в "Манеже". По его словам, дело против Тер-Оганьяна по факту возбуждения национальной, расовой и религиозной вражды, будто бы, велось под давлением со стороны националистических (читай, православных) организаций, которые проводили шумные акции и угрожали применением насилия.
Расхождение в вопросе о том, что является кощунством, а что нет, возможно только в одном случае: если существует различие в самой вере в Бога.
С этим согласны участники и организаторы "Двоесловия", которые объявляют противников выставки замшелыми маргиналами и одновременно – экстремистами. И для этого у них есть свои религиозные основания, впрочем не имеющие ничего общего с Православием.
Пойти на ожидаемый скандал (о. Федор Котрелев: Мы допускаем возможность конфликта с народом);
оскорбить чувства верующих (о. Котрелев: Мы уже предполагаем, какие произведения вызовут нарекания);
поднять градус религиозной нетерпимости в обществе (о. Федор Котрелев признался РИА "Новости", что организаторы выставки старались на всякий случай перестраховываться, опасаясь резких реакций консервативно настроенной паствы, а хотелось бы выставить больше и более острых работ) – для всего этого надо твердо верить в свою правоту.
Итак, во имя какого религиозного принципа кощунство было совершено? О. Максим Козлов объясняет: Для церковного сообщества важно не оттолкнуть того, кто хочет разговаривать... Мы их (актуальных "художников") в этом стремлении не противопоставлять свое творчество Церкви, а искать общения, искать хотя бы взаимной корректности и уважения, если не полного единства, должны поддержать. Это тот принципиальный магистральный путь христианского свидетельства в современном обществе, который, по моему глубокому убеждению, соответствует изначальной евангельской правде. При этом,- заметил он,- участники выставки некоторым образом отбирались, так что можно рассчитывать, что прямого эпатажа мы на выставке не увидим.
Итак, "прямого эпатажа не увидим", но "уже предполагаем, какие произведения вызовут нарекания" и "допускаем возможность конфликта с народом"...
Мы согласны. Это очень важный принцип: что мирское и антихристианское искусство, массовая культура, богоборческая наука, либеральная политика, все они должны быть примирены с Церковью. Да, ради такой цели можно пойти на церковное преступление и прямой обман. Более того, в такую задачу можно только верить, поскольку она не находит никакого оправдания ни в Священном Писании, ни в Святоотеческом Предании, ни в фактическом историческом ходе событий.
Перед нами во всей своей "красе" исповедание веры, но веры не в сверхъестественное, не в Церковью святую, не в небесную Церковь святых, а в посюстороннее бытие, личное и коллективное. Такая вера в посюстороннюю жизнь составляет, можно сказать, самую суть современности, и поэтому ее открытое исповедание мгновенно ставит новообращенного в первые ряды антихристианской революции.
В корне этого исповедания веры во временное и земное бытие лежит неверие или фундаментальное сомнение в истинности невидимой, благой и вечной Жизни. Эти две веры не только не вмещаются в одну душу, но неверие и - вера в земное связаны генетически. Если утрачена вера в невидимое, то для спасения в мире сем необходимо опереться на земное, причем опереться с той же религиозной верой, поместив свои трансцендентные упования в вещах временных и тленных. Это доказывает не только марксизм, нацизм или ницшеанство, но и богословский модернизм.
Кощунство как путь к Богу исповедовал печально известный Василий Розанов. А греческий философ-модернист Х. Яннарас, гостеприимно принимавшийся на днях о. Максимом Козловым в своем храме, осужден Священным Кинотом Св. Горы Афон именно за учение о половой любви, как пути приближения к Богу.
О. М. Козлов откровенно признается в своей слепоте. В интервью телеканалу "Культура" он говорит: Для нас, церковных людей, будь то клириков, будь то церковных людей, наших прихожан и других, которые увидят, это тоже навык, это тоже опыт диалога, видеть непривычное в формах искусства, в формах выражения по отношению к дорогим тебе предметам, вещам и воспоминаниям, и не отталкиваться, стараться видеть лучшее и светлое. Заметим также, что этот подход неприменим ни к чему подлинному, и в том числе к подлинному искусству. Суть искусства – в очищении через страдание (катарсис), в познании истины человеческого бытия. И значит в "Антигоне", "Гамлете" и "Тихом Доне" зрячий человек видит то, что в этих произведениях есть, а не "лучшее и светлое", которого там нет.
Перед нами самообличение в слепоте, которая видит в вещи не главное, не ее суть, а "лучшее и светлое", то есть несущественное, как например то, что в одной из "инсталляций" использованы настоящие яблоки, и их можно брать и есть!
Кощунство, как благочестие и Истину, невозможно увидеть неверующим оком. Это факт из области веры, и если человек не видит очами веры, то его невозможно убедить никакими фактами жизни земной.
Американо-немецкий философ Эрих Фогелен (Eric Voegelin) (1901-1985) именовал эту идеологию "гностицизмом" или "светским мистицизмом". Если выразить одной фразой, суть "гностицизма" в том, что к мирской действительности он относится как к религиозной, а к религиозной – как к мирской. В этой подмене земного небесным, и небесного – земным и состоит суть современности, с которой религиозно сливаются организаторы выставки.
Э. Фогелен справедливо указывал: Онтологически "осуществление ожидаемого" (Евр. 11:1) нельзя обрести нигде кроме самой веры; и эпистемологически уверенность в невидимом дает только та же самая вера. Эта связь является тончайшей и может легко прерваться. Жизнь души, открытой Богу, периоды ожидания, духовного оскудения, вины, сокрушения и покаяния, ощущение богооставленности и надежда вопреки всякой надежде, тихие движения любви и благодати, трепет на грани уверенности, которая будучи обретена (в фарисейском смысле.– пер.), оборачивается, в свою очередь, потерей веры – сама невидимость этой ткани оказывается слишком тяжким грузом для человека, который страстно жаждет ощутимых достижений.
При сохранении Христианской фразеологии, гностицизм подразумевает под истиной – свои земные предприятия и их практический успех. Отсюда возникает такое расхождение, что для одних кощунство есть кощунство, а для других – успешное в мирском смысле предприятие. Или, как говорит Апостол: Их бог - чрево, и слава их - в сраме, они мыслят о земном. Наше же жительство - на небесах, откуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа (Фил. 3:19-20).
Отпадение от веры приводит к различным результатам, в зависимости от той культурной обстановки, в которую агностики попадают. Поскольку ни один человек не может найти идеальное основание непосредственно в себе, то он просто вынужден искать его в господствующей массовой культуре своего времени.
Такой переворот сохраняет у модерниста все "религиозные" ощущения и внешнюю сторону религии. И он ощущает себя вполне уверенно, поскольку у него остается от жизни веры все ощутимое, все земное, все преходящее.
Гностикам доступны религиозные кризисы и сомнения, но их преодолевают они за счет все большего погружение в мирское. Э. Фогелен отмечает в этой связи: Попытка имманентизировать смысл существования – это, по своему существу, попытка придать нашему познанию трансцендентного большую “прочность”, нежели может себе позволить cognitio fidei (познание верой). Гностические переживания предлагают именно эту более прочную связь, поскольку они настолько расширяют душу, что Бог поглощается человеческим существованием.
Анализ философа полностью подтверждается современными событиями, когда в поисках точки опоры религиозные деятели находят ее в массовой и маргинальной культуре, в общении с иноверцами, в заботе о благосостоянии природы и общества.
Между тем человек создан для познания истины, для освобождения от бедных вещественных основ мира, для поклонения Богу с верой в Истину. Таково прирожденное благородство человека, единое для всех. Поэтому и говорится, что ум у всех людей один и тот же, потому что ум, познающий Истину, выше и больше всего переменчивого потока жизни.
Христианская Истина – больше человека, и поэтому требует всего человека, ничего не оставляя подвижному мирскому состоянию. Это и полное предание Истине и есть любовь, о которой говорится в Писании, которая связует и не дает рассеиваться тому, что есть в нас прекрасного, хотя по природе мы и рассеянны (св. Григорий Богослов).
Таким образом, слепота (Мф. 15:4), и она же глупость в Библейском смысле (Притчей гл. 9), противоестественна. Она как бы невозможна, она тоже является "чудом". Поэтому и Господь дивился неверию Галилеян (Мк. 6:6), потому что это самая невероятная вещь: не верить Богу, пришедшему во плоти.
Вера в земное – это и есть абсолютная слепота, абсолютная глупость, полный отказ от следования за Истиной.
Выставка "Двоесловие/Диалог" показала, что существует диаметральное расхождение даже в вопросах о кощунстве. И одни готовы назвать кощунство кощунством, а другие мнятся посредством кощунства "службу приносити Богу".
И это значит, что мы вступили на землю незнаемую.
Такого в Православии еще не было.
Конечно, в христианских конфессиях, прошедших до конца путь модернистского разложения, мы встречаем и не такое. Там давно служат пасторы-атеисты, при этом они отнюдь не признают себя апостатами. Они продолжают считать себя христианами и настаивают на своем праве служить в церкви, и даже успешно отстаивают его в суде. Они "лишь" не веруют во Христа как Бога, а в остальном – с точки зрения неверующего взора – они таковы, как и все прочие христиане.
Вера и неверие сегодня изъясняется в одних и тех же словах и богословских терминах, но взаимопонимание христиан и нехристиан все равно невозможно, поскольку одни понимают под служением Богу – земную деятельность, а другие – веру и служение Невидимому Истинному Вечному Богу.
Зато становится возможен широкий диалог Христианства с миром, тотальное вовлечение вечной Истины в дела мира сего.
Впрочем, это даже не диалог, а монолог единого и нераздельного "светского мистицизма".
© Общественный Комитет "За нравственное возрождение Отечества"