В день похорон Валентина Григорьевича Распутина

Умер великий писатель земли русской.

Пророк, восставший против уничтожения и гибели старой России.

Валентин Григорьевич Распутин.

Восставший, как никто другой. Как никто другой обнаживший лицо зверя, ненавидящего Русскую культуру и самих русских, нагло и весело провозглашающего их упразднение.

Воды Братского моря, затопившего Матеру ради электричества, будущей собственности Чубайса и Дерипаски. Пророк, прикованный к его противоестественным берегам, не стыдящийся и не прятавший своего земного отчаяния.

В этом отчаянии – и горькая правда, и противоядие от плена любой идеологии. От того пленения мифами, против которого не устояли его старшие собратья Солженицын и Астафьев.

В этом отчаянии – верность чистой христианской нравственности.

Как никто другой из русских писателей он сказал о разразившейся на Руси нравственной катастрофе. Сказал, когда другие молчали, или видели благоприятный прогноз, или думали, что можно еще все поправить.

Распутин в 1986 году добился отмены поворота вспять северных русских рек. Распутин с протоиереем Александром Шаргуновым другими священниками призвал к нравственному возрождению Отечества в 1994 и 1996 годах, публично обличив режим Ельцина в нравственном геноциде русского народа. Распутин уже при Путине выступал против строительства Богучанской и Нижнеангарской ГЭС.

Эта деятельность была продиктована не верой в ее земные результаты – Распутин не верил в них, о чем откровенно сказал мне грешному в 1997 году. Эта деятельность диктовалась только великим чувством долга.

Великий художник и гражданин, рядом с которым некого поставить – разве что Твардовского – оказался, как Бунин и Рахманинов после Революции – на чужбине. Но, в отличие от них – в своей стране. Страна, потрясенная Матерой, оказалась, как Матера, погребена водой.

И это тяжкий грех моего поколения. Тяжкий, несмываемый грех Новой России. Великий талант и дар Божий был заживо, в расцвете сил, похоронен ею. Распутин мог писать, но уже не мог быть услышан. И поэтому ничего равного Матере, Живи и помни и Пожару не написал. Так Шостакович не мог писать Седьмую симфонию, пока немцев не прогнали из-под Москвы.

Бог был милостив Валентину Григорьевичу.

Он дожил до Донбасса, до войны русских за Россию.

Бог утешил его земным утешением: видеть, как воспитанные на школьных текстах Есенина, Твардовского и Валентина Распутина люди его потопленной страны, не взирая на горькие потери и риск собственной смерти – ратуют – сражаются – за великое русское слово, русскую речь, русскую историческую память и культуру.

Он дожил до сражения молодых ангарских и забайкальских мужиков за его – и нашу — Матеру.

А на Небе – за его смирение, Боголюбие и великое благоговение к Церкви Христовой — его упокоит Бог.

Царство ему Небесное. Вечный покой его душе.

Протоиерей Владимир Переслегин, член Общественного Комитета «За нравственное возрождение Отечества»