Книга Первая. О предметах вообще, о главной цели Св. Писания и главном правиле к уразумению его
Книга Четвертая, содержащая в себе наставления церковному оратору
Издателям хотелось дать занимающимся изучением Св. Герменевтики и Гомилетики какую-либо книгу для чтения в сем роде из времен Отеческих, и мысль их остановилась на «Христианской Науке» Блж. Августина: не только потому, что в ней заключаются правила, как изъяснять Св. Писание и как преподавать оное народу, но и потому, что других подобных книг не дошло до нас из древности Христианской, которая любила более исполнять правила, нежели писать их. С сей стороны «Христианская наука» Августинова давно известна в ученом мире, по частым указаниям на нее и даже по целым отрывкам, приводимым из нее в учебниках Герменевтических и Гомилетических; но занимающийся сими науками должен знать ее всю и вполне, как драгоценный сборник Отеческих понятий и правил, руководствовавших прежде и ныне могущих руководствовать к правильному разумению слова Божия и успешнейшему преподаванию оного другим. Впрочем, «Наука» Августина может быть полезна не для одних тех, кои занимаются духовными науками, а и для всякого Христианина, ищущего света и назидания, ибо Христолюбивый Епископ Иппонийский преподал в ней правила, как находить подлинный смысл Писания и с успехом передавать его другим, входить при сем во многие прекрасные размышления о том, как соделаться истинным Христианином, как познать и возлюбить Бога, отвергнуться мира и его похотей, дабы с верою и упованием стремиться к единому, вечному и высочайшему благу.
Мы уже не говорим о той занимательности, которую настоящее творение Августиново должно иметь для любителя древности, по множеству любопытных сказаний о состоянии древнего мира языческого в отношении религиозном, ученом и житейском и по тем суждениям, коими сопровождаются оные у Августина, весьма хорошо знавшего всю языческую мудрость, ему современную.
Составление своей «Науки» Блж. Августин начал еще около 395 года, вскоре после того, как сделался Епископом Викарием Валерия, при коем был вначале проповедником, и довел оную до 56-го параграфа третьей книги, а последние статьи ее и вся четвертая книга написана им уже около 427-го года. Таким образом, от начала сочинения до окончания протекло более 30 лет - новое ручательство за зрелость мыслей и общеполезность труда!
При таком совершенстве «Науки» Августиновой и при такой цели к переложению ее на отечественный язык, само собою разумеется, весьма желалось бы, чтобы это переложение было как можно совершеннее и достойнее подлинника, и занимавшиеся сим делом постоянно старались о том со всею искренностью. Если, несмотря на сие, найдутся по местам неисправности, то благолюбивый читатель вспомнит, как нелегко язык мертвый обращать в живой, особенно язык такого писателя, каков Блж. Августин, - тонкого, остроумного, богатого игрою слов и противоположностей, а потому и неудобопереводимого. Следствием сего было то, что игра слов подлинника заменена в некоторых местах простым изложением мыслей и чувств; некоторые обороты, свойственные только латинскому языку, приспособлены к свойству языка Русского; словесная связь мыслей местами опущена, а местами увеличена, без нарушения, впрочем, во всех сих случаях духа и смысла подлинника.
Необходимое признание сие издатели почитают за долг заключить усерднейшим желанием, чтобы «Христианская Наука» Блж. Августина нашла себе между читателями своими учеников не столько по букве, сколько по духу, коего сила и действенность не от мертвого письмена зависит, и который, несмотря на внешнюю, грубую оболочку, сам собою силен воодушевить многих и ко многому - истинно полезному и спасительному.
Киев, 1835 г.
Публикуется по изданию: блж. Августин, епископ Иппонский. Христианская наука или Основания Священной Герменевтики и Церковного Красноречия. СПб.:"Библиополис", 2006. СС. 31-228
1. Есть известные правила, способствующие к уразумению смысла Писания; вижу на опыте, что их не без пользы можно преподать любителям слова Божия, дабы сии люди не только с успехом могли читать толкователей Св. Писания, но и сами объясняли бы оное другим. Сии-то правила решился я изложить для желающих и могущих принимать наставления - если только Господь благословит перо мое счастливо раскрыть те мысли, кои Он обыкновенно внушает мне в минуты моего размышления о Св. Слове Его. Но прежде, нежели приступлю к моему предмету, почитаю за нужное ответствовать тем из моих читателей, кои захотят или же захотели бы порицать меня, когда бы я предварительно не успокоил их. Если и после этого найдутся люди, кои станут упрекать меня, по крайней мере, они не успеют других соблазнить и не отвлекут их от полезного занятия к невежественной праздности; а это могли бы они сделать, если бы нашли их беззащитными и не готовыми к ответу.
2. Одни будут порицать настоящий труд мой потому, что не поймут хорошо преподанных мною правил. Другие, понявши их, захотят воспользоваться и на основании сих правил станут делать опыты изъяснения Писания, но, не успев открыть и изъяснить то, чего желали, тотчас заключат, что я трудился напрасно, и что труд мой никому не принесет пользы потому только, что они не умели им воспользоваться. Третий род критиков моих составится из таких людей, кои или в самом деле хорошо объясняют Писание, или только так думают о себе. Если сии люди приобрели способность (истинную или мнимую) изъяснять Писание без пособия тех правил, кои я намерен изложить, то будут вопиять, что правила ни для кого не нужны, и что все, в них преподаваемое касательно изъяснения темных мест Писания, может быть узнано и постигнуто при посредстве одного Божественного дара - свыше.
3. Всем моим критикам в немногих словах ответствую следующее: не понимающие настоящего моего сочинения, конечно, не меня должны порицать за то, что не понимают его; так же точно, как не в праве были бы они сердиться на меня в таком случае, когда бы им хотелось, например, увидеть новую луну или какую-нибудь неясную звезду, и я со своей стороны пальцем указывал бы им на оные, а у них, между тем, не доставало бы остроты зрения не только для луны и звезды, но даже для того, чтобы хоть перст мой увидеть. Те, кои узнают и хорошо поймут мои наставления, а, между тем, при помощи их изъяснять темные места Писания будут не в состоянии, то пусть заключат из сего, что у них есть способность только на то, чтобы видеть одни персты мои, но не достает сил на то, чтобы усматривать звезды, этим перстом указуемые. А посему, как те, так и другие должны удержаться от невыгодных суждений о моем труде и для озарения очей своих должны испрашивать Божественного света свыше. Ибо я могу двигать перстом моим для того, чтобы указывать известные предметы, но отнюдь не в состоянии дать человеку глаз на то, чтоб он ясно мог видеть и средство, которым я указываю, и предмет, который хочу указать.
4. Наконец, чтобы смягчить неудовольствие против меня людей, похваляющихся Божественным даром и самонадеянно усвояющих себе способность разуметь и объяснять Писание без таких правил, какие здесь будут преподаны, и потому готовых почитать труд мой излишним, я могу и должен сказать этим людям, что хотя они имеют право восхищаться великим даром Божиим, но не должны забывать, что они, по крайней мере, азбуке научились не от Бога, а от людей, и учась ей, нисколько не думали, что поступают худо, не подражая примеру Антония Великого, Египетского инока, о коем рассказывают, будто он вовсе без науки, по одной наслышке, знал все Писание на память и при помощи одного здравого размышления совершенно разумел оное, или примеру одного благочестивого раба из Варваров, который, по недавним известиям, полученным мною от почтенных и достойных вероятия людей, ни у кого не учился грамоте, а только молил Бога, да откроет ему разумение письмен, и получил полное сведение в оных, так что после тридневной молитвы, к удивлению присутствовавших, вдруг начал ясно и скоро читать принесенную ему Библию.
5. Если последнее покажется кому-либо не совершенно вероятным, я не буду упорно прекословить, ибо не вижу никакой нужды в том. Для моей цели довольно, что имею дело с Христианами, кои хвалятся возможностью знать Писание без руководства человеческого и кои неоспоримо обладают в сем отношении великим благом, если только в самом деле обладают им. Как бы ни судили таковые, но необходимо должны согласиться со мною, по крайней мере, в том, что каждый из нас от самого детства научился своему природному языку чрез постоянную привычку слышать оный от других; научился и еще какому-либо языку, например, греческому, еврейскому и т. п., или также, понаслышке, или при помощи известного наставника - не Бога, а просто человека. Спрашиваю: зачем мы поступили и поступаем таким образом? Почему, имея в виду, что Апостолы, по сошествии Святаго Духа, в одно мгновение, не учась, заговорили языками всех народов, давно не начнем советовать всем братиям, чтобы они не учили детей своих ни своему, ни чужому языку в ожидании чуда? А с кем не последует того же чудесного события, какое было с Апостолами, тот вследствие сего пусть не почитает себя полным Христианином, или, по крайней мере, должен сомневаться в получении Святаго Духа! Не думаю, чтобы кто-либо согласился с сими мыслями. Пусть же каждый без гордости учится у человека тому, чему должно учиться от людей: равным образом и наставляющий других пусть без гордости и зависти преподает то, что сам приобрел. Не станем искушать Того, в Кого мы уверовали, дабы лукавый не обольстил нас своею хитростью и злобою до такой степени, что мы не захотим ходить и в храмы Божий даже для слушания и изучения самого Евангелия, не захотим читать Св. Писание, не захотим внимать чтущему или проповедующему доброму человеку в напрасном ожидании, что вот восхитят нас до третьего неба, «в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю», как говорит Апостол (2 Кор. 12:2), и что там услышим мы неизреченные слова, «которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор. 12:4), или увидим Господа Иисуса, и будем слушать Евангелие лучше от Него Самого, нежели от человека.
6. Будем, говорю, остерегаться сих чрез меру надменных мыслей, как весьма опасных искушений. Поясним, что и сам Ап. Павел, хотя первоначально повергнут на землю и наставлен Божественным гласом с неба (Деян. 9:3-7), но впоследствии послан к человеку для принятия таинств и соединения с Церковью. Вспомним, как Корнилий Сотник, хотя был извещен от Ангела, что молитвы его услышаны и милостыня принята, однако послан был к Петру не только для принятия таинств, но и для научения тому, чему должно веровать на что надеяться и что любить (Деян. 10:1-48). Нет сомнения, что и всякий способ научения мог и может совершаться чрез Ангела, но в таком случае участь человечества была бы весьма низка, если бы Бог не благоволил сообщать людям слова Своего чрез людей же. Каким образом оправдалось бы изречение Писания: «храм Божий свят; а этот храм - вы» (1 Кор. 3:17), если бы Господь не открывал воли своей из сего храма, а все, нужное для научения человека, сообщал бы с неба и чрез Ангела? Самая любовь, связующая людей союзом единства, не имела бы ближайшего средства к теснейшему соединению и, так сказать, взаимному прелиянию и срастворению душ, если бы люди ничему не научались от людей же.
7. Упоминаемый в Апостольских Деяниях евнух, который читал Пророка Исайю, не понимая его, был послан Апостолом не к Ангелу и не через Ангела, не через внутреннее озарение открыто ему то, чего он не понимал, но Божественным внушением приведен был к нему Филипп, который знал пророка Исайю, который сел с ним и изъяснил ему человеческими словами непонятное для него пророчество (Деян. 8:26-35). С Моисеем не сам ли Бог беседовал? Однако Моисей без гордости принял совет тестя своего, иноплеменника, касательно управления многочисленным народом иудейским (Исх. 18, 14-26), ибо знал, что кто бы ни подал истинный и полезный совет, его должно относить не к лицу советующего, а к Тому, Который есть самая истина - к предвечному Богу.
8. Наконец, положим, что тот правильно думает, кто почитает себя в состоянии объяснять темные места Писания без человеческих правил, с помощью одного Божественного дара, ибо, в самом деле, таковая способность - если этот человек ею действительно обладает - не есть собственная естественная его способность, а сообщенная Богом, особенно, если он ищет славы Божией, а не собственной. Но, читая и понимая Писание, зачем он сам старается объяснять оное другим, а не предоставляет их Богу, дабы и они, подобно ему, были наставлены в Писании не человеком, а непосредственно самим Богом? Затем, конечно, что страшится услышать от Господа: «Лукавый раб и ленивый... надлежало тебе отдать серебро мое торгующим» (Мф. 25:26-27)! Таким образом, если эти люди устно или письменно сообщают другим то, что сами знают, то и я не заслуживаю порицания, намереваясь сообщить другим не только то, что им нужно знать, но и то, как поступать в приобретении познания известных предметов, хотя, само собою разумеется, никто из нас не должен хвалиться чем-либо как своею собственностью, исключая, может быть, одну только ложь. Ибо все истинное происходит от Того, Который сказал о Себе: «Аз есмь Истина» (Ин. 14:6). И что мы имеем, чего бы не получили (1 Кор. 4:7)? А если получили, то что хвалиться, как будто не получали?
9. Кто читает слушающим что-либо написанное, тот показывает, что он умеет читать, напротив, кто учит самым письменам, тот передает другим уменье читать, хотя тот и другой сообщает только то, что сам приобрел от других. Равным образом, кто излагает слушателям то, что он понимает в Писании, тот как бы читает им письмена, ему известные, но кто научает, как понимать Писание, тот подобен научающему самым письменам. Как умеющий читать не имеет нужды в другом человеке для прочтения написанного в книге, так и знакомый с правилами, кои я намерен преподать, не будет иметь нужды в другом для уразумения какого-либо темного места Писания, но сам, как бы по готовым уже следам, без всякой погрешности, дойдет до смысла, скрывающегося в слове Божием и, по крайней мере, никогда не впадет в нелепость какого-либо ложного и вредного мнения. Заключаю: настоящее творение мое само может достаточно показать, справедливы ли чьи бы то ни было возражения против трудного предприятия, на которое решаюсь. Между тем, мне не показалось излишним поместить здесь это предуведомление, дабы, с одной стороны, дать в нем приличный, по моему мнению, ответ некоторым из самых упорных критиков моих, с другой, чтобы сделать оное началом пути, на который в следующей книге я намереваюсь вступить.
